Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
Советские войска постоянно атаковали врага. Например, во время осеннего прорыва воевавшие на этом направлении части вплотную подошли к северным окраинам Кривого Рога, захватили многие промышленные объекты, отдельные рудники, поселок Веселые Терны и вели бои на улицах северной части города.
В те дни Борис Павлович писал жене, что в октябре уже находился в рядах 37-й армии 3-го Украинского фронта, и сообщал, что 25 октября участвовал в боях за освобождение поселка Веселые Терны. Этот успех поднял его дух, убедил в том, что немцы не так непобедимы, как ему казались в
А 22 февраля 1944 года в 16.00 войсками 37-й армии был полностью очищен и освобожден Кривой Рог. И Москва салютовала воинам-освободителям 20-ю артиллерийскими залпами из 224-х орудий.
Воевать приходилось в сложных погодных условиях — осенью 1943 года шли сильные затяжные дожди, грунтовые дороги размокли, превратились в вязкую грязь и были разбиты так, что танки застревали и зарывались в грунт почти по башню. Естественно, тылы и пехотные подразделения отставали от передней линии, у бойцов заканчивались боеприпасы и танковое топливо, что приводило к значительным человеческим потерям. При освобождении Кривого Рога в период с сентября 1943 по февраль 1944 года погибло около 200 тысяч советских солдат, против 112-ти тысяч у немцев. В связи с этим с ноября 1943 по январь 1944 года советским войскам был дан приказ о переходе в жесткую оборону.
Говоря без утайки, Борису Павловичу трудно было общаться с боевыми товарищами. Хоть и редко выпадали такие минуты, когда они могли отвлечься от боев, но все же случались передышки, и солдаты их использовали для восстановления душевного равновесия. Все-таки война, ее фон из ранений и смертей, необходимость ненавидеть врага и истреблять его — все это утомляло людей, угнетало, лишало того витамина, который помогает выносить боль, разлуки и окопный быт. Тому, что свело людей на фронте, резко недоставало любви, тепла, созидательного духа и задора. А где этого было взять, если не в воспоминаниях? И бойцы невольно предавались рассказам о прежней жизни, о своих близких или об интересных делах, которыми когда-то занимались.
Но чем мог поделиться с друзьями Борис Павлович? Говорить о Багдаде нельзя было, прежде всего, из-за тяготеющего над ним табу. Короткая юность оставила в нем мрачный след да неприятный осадок от неприветливого поведения отчима и отчуждения матери. А семья жены со своим крестьянским укладом не успела войти в него и стать особенно радостным событием... Да и поработать всласть он не успел, занимался не тем, на что с детства нацеливался. Родной отец мечтал выучить его, сделать настоящим фармацевтом... Он никогда бы не допустил, чтобы его сын гваздался мазутом.
— Ты же на войне не новичок? Ну что там было, как было? — толкали друг друга солдаты в плечо, призывая к приятельским беседам. — Много фрицев утихомирил?
Но и на эти расспросы Борис Павлович только отмалчивался. Не о Севастополе же им рассказывать, где солдат по три дня не кормили, не о предателях же да перебежчиках, не о плене и расстрелах в оккупации...
Правда, совсем уж отбиваться от общей массы он не мог и в конце концов нашел выход — рассказывал об интересных людях, которых раньше знал, о добрых и талантливых чудаках и о хитрых пройдохах, о замечательных
Поначалу ему в этом пригодились стихийная наблюдательность и хорошая память, а впоследствии, уже в мирной жизни, он специально примечал в людях изюминки, запоминал, чтобы рассказами о них разнообразить досуг в компании. Забегая наперед, отметим, что с годами у него собралась целая коллекция интересных персонажей: дядь Гриша, опившийся молодой бражкой; домашний тиран Тося Рэпаный, добросовестный депутат Яйцо, ревнивая Циля Садоха, глуповатый лентяй Иван Ролит, отсидевший в тюрьме воришка Фома Бовдур, жаждущий «цветущей жизни» Марк Докуча, колхозный сторож-заика Пепик и многие другие. Рассказы об этих людях, которых Борис Павлович хорошо знал, с удовольствием слушали в его исполнении гости, соседи и просто знакомые.
Именно из времен фронтовой жизни взяло исток то, что в старости привлекало к Борису Павловичу внимание писателей, фольклористов и просто людей из литературной среды.
Так уж получилось, что война стала для него хоть и горьким, но основным университетом, где крепчал его характер, окончательно утверждалась в нем советская мораль, приобретались и проходили проверку человеческие ценности.
Когда он воевал в 910-м стрелковом полку, его иногда посылали в разведку. Первый раз дело было так.
К ним в полк прибыло солидное пополнение. И вот новичков выстроили для знакомства и распределения по ротам. А Борис Павлович как раз находился на отдыхе и все это наблюдал. Он вышел на плац в тот момент, когда предоставили возможность разведке отобрать бойцов в свои ряды. Полковое командование совместно с командирами стрелковых рот отошло дальше от строя, а вдоль шеренги, меряя шагами ее длину, ходили командир и политрук роты, в составе которой был разведывательный взвод, и командир этого взвода. Заинтересовавшись, Борис Павлович подошел ближе, прислушался к разговорам...
— Разведчики — это единственное подразделение, куда набирают солдат-добровольцев, — видимо, заканчивал вводное слово или разъяснения политрук.
— Итак, кто хочет стать разведчиком, шаг вперед! — по-деловому подытожил выступление политрука ротный.
Ему навстречу несмело шагнуло три человека.
Борис Павлович вспомнил, как он сам-один прибыл на фронт... Тогда никакого построения, знакомства и выбора не было — командир полка сказал, куда ему идти, и все.
— Не густо, — переминаясь с ноги на ногу процедил взводный. — Разрешите мне сказать? — обратился он к командиру роты.
— Действуйте.
Кивнув в ответ, взводный нахмурился и пошел от новичка к новичку, всматриваясь в их лица.
— Товарищи бойцы, разведка всегда идет впереди, — начал он...
По окончании этого мероприятия Борис Павлович несмело подошел к политруку роты, он ему казался более приветливым:
— А можно мне, товарищ политрук?
— Что? — обернулся тот.
— Я немного знаком с разведывательным делом. Смог бы... в разведке...
— Это хорошо, только спешить не надо, — усмехнулся он. — Иди пока что, отдыхай!