Эхо войны.
Шрифт:
Я не могу тебя винить, потому что сама была готова сделать то же самое — я, тот самый паладин добра и света.
Неведомый противник, безымянный вожак, ты обыграл меня.
Откуда–то из глубины пещер раздались выстрелы и первые крики.
Я закрыла лицо руками. Хотелось завыть от отчаяния.
Глава двадцать седьмая.
День начался препаршиво и прошел в полном соответствии
«Мать» оттягивает израненную руку, на которой потихоньку расходятся свежие швы. Рана на бедре открылась, и штаны начинают буреть от засыхающей крови.
Боги спустились с небес и низвергли нас в Бездну — при жизни.
Причины и следствия перемешались в хаосе — они сцепились шипами, и расцепить их не хватает наших сил.
« — Но как попался Коэни, он же даже не видел их не разу?!
— Для этого обязательно видеть?… Когда он тащил эту ящерицу, зацепился сам. Только не сказал никому.
— Почему?!
— А что, здесь есть кто–то сильнее?!»
Нет.
Здесь и сейчас, похоже, не осталось вообще никого. Никого и ничего.
Я выглянула из–за поворота и выпустила короткую очередь в середину огромной черной кляксы из двух десятков сбившихся в кучу плакальщиц. Клякса взревела и бросилась на меня. Я прицелилась и начала отстреливать зверюг по одной.
— Ну что, все? — уже в пятый раз за последние десять минут пролепетали за спиной.
— Нет, и если ты, не приведи боги, не замолкнешь, я кого–нибудь пропущу.
Съежившаяся и прижавшаяся к стенке Рутта истерически всхлипнула. Было отчего.
Все началось — или закончилось — одновременно, когда рухнули обе баррикады. Главная пещера превратилась в филиал Бездны, но пока мы держались. Напрягая последние силы, подыхая от перегрузки, но держались.
— Морровер, хватай свою истеричку и пробивайся ко мне! — проорали из–за следующего поворота голосом сержанта. Я полоснула ножом по горлу последнюю, успевшую подпрыгнуть вплотную плакальщицу и проверила обойму. Мой личный боезапас изрядно облегчился в последний час, и уже приходилось экономить патроны, без особой надежды этот запас пополнить.
Плеснула кровь, растекшись по рукаву. Заверещала Рутта. Я рывком обернулась и влепила ей пощечину.
— Да заткнись ты, дура! Хочешь, чтобы их здесь было полсотни?!
Стреляли сейчас везде, большую часть фонарей уже разбили, поэтому твари ориентировались на визг и стоны — то, что безошибочно выдавало женщин, детей и раненых. Настолько тупыми, чтобы нападать на вооруженных солдат, когда есть добыча полегче, они не были.
Осторожно выглянув, я отметила два ближайших скопления особенно непроницаемой черноты, прикинула, кому ближе до цели — им или нам, схватила Рутту за руку и побежала вперед.
Вот только молча она бежать не смогла — за ойкающей и поскальзывающейся девушкой рванулись сразу обе стаи. Я приостановилась, рывком вскинула ее на плечо
До него оставалось шагов сто, и все сто она тихо скулила мне в спину. Я уставилась под ноги — на земле грудами валялись трупы плакальщиц вперемешку с телами солдат, по большей части уже обглоданными. Каменный пол скользил под ногами от крови, так же, как на другом конце пещер, у баррикады — плавился от огня и плазмы. Даже сквозь треск очередей оттуда доносились вопли и свербящий визг, означавший только одно.
Идут.
У самого поворота я поскользнулась на луже, натекшей с десятка нарубленных десантным тесаком в лапшу тварей. Рутта взвизгнула, утянув меня за собой, и, вместо того, чтобы кувыркнуться и вскочить, я тяжело упала, выставив вперед руки.
Через секунду подскочившая плакальщица уже вцепилась в мой ботинок, а над головой заговорила «мать», выплевывая разрывные снаряды. Я перекатилась, накрывая девушку собой, закрыла голову руками и вжалась в пол.
За спиной глухо и утробно рявкнуло, по спине и плечам застучали осколки камней. Я выждала несколько секунд, вскочила и кинулась за поворот, подхватив обморочную Руту. Мне навстречу из–за угла высунулось дуло «матери». Я рывком бросилась в сторону, уходя с линии огня. За спиной с обиженным вяканьем начали падать не попавшие в ударную волну плакальщицы.
Пригибаясь, я отползла подальше в глубокую естественную нишу, еще больше углубленную нашими силами за последнюю неделю — каких–то пару часов назад здесь была кладовка. У дальней стены жались друг к другу, всхлипывая, восемь женщин. И Атка.
Слава вам, боги!
Я посадила Рутту у стены и поползла обратно. Слава Звезде, хоть она нашлась. После внезапной атаки мы оказались разбросаны и зажаты по углам поодиночке, и о судьбе знакомых приходилось даже не догадываться — просто молиться.
— Сами собирали? — я выбралась из низкой пещерки, вытащила «мать» и стала рядом с сержантом. И только сейчас поняла, почему он кричал — шлема на нем не было. — Вы поэтому не…там?
— У баррикады? А ты как думаешь? Там сейчас так жарят, что без покрышки башку снесет без разговоров. Все трупы прошмонал — нет моего размера, хоть тресни! — он угрюмо посмотрел в центр пещеры, где плакальщицы, утробно урча, с влажным хлюпаньем выдирали из трупов куски мяса. Поморщился: — Только по мне, уже разницы нет, Морровер. Всем нам хана, вопрос в том — как.
Я промолчала, всматриваясь в мешанину из тел шагах в пятидесяти впереди. Вроде бы там что–то шевелилось.
Спустя несколько секунд из груды раздался глухой стон. Две твари, которым не досталось места за «столом», насторожили уши и молниеносно обернулись. Я рванулась вперед, выпустив короткую очередь.
— Отходи оттуда, больная! — заорал сержант, застрочила «мать». Я вскинулась и машинально попятилась — из прохода в конце пещеры хлынула новая, голодная, как тысяча демонов, стая.
Б…!