Эхопраксия
Шрифт:
– В медотсек. Мне не нравятся пятнышки на твоем лице, – Мур исчез в Центральном узле.
Брюкс бросил взгляд назад, на шлюз. Сторож Валери вновь занял свое место, преграждая путь к более экзотическим локациям.
– Спасибо за беседу, – сказал Дэн. – Надо как-нибудь повторить.
– Закрой глаза.
Брюкс подчинился; внутренности век на несколько секунд засияли кроваво-красным светом, когда Мур просканировал лицо диагностическим лазером.
– Мой тебе совет, – сказал полковник с другой стороны комнаты. –
– Я его не дразнил. Всего лишь бол…
– И не болтай с ними.
Дэн открыл глаза. Полковник пропустил скан через какую-то невидимую диагностику, висящую в воздухе. Потом добавил:
– Помни, кому они подчиняются.
– С трудом могу себе представить, что Валери забыла взять со своих миньонов клятву хранить тайну.
– А я с трудом могу представить, что миньоны забудут рассказать хозяйке про секреты, о которых ты спрашивал. И неважно, ответили они тебе или нет.
Брюкс обдумал фразу:
– Думаешь, ей не понравится мое замечание про меланиновый фетиш?
– Я понятия не имею, – тихо ответил Мур, – мне бы точно не понравилось.
Брюкс моргнул:
– Но я…
– Ты смотришь на них, – в глазах солдата сейчас будто плавал жидкий азот, – и видишь зомби. Быстрых на подъем, надежных на поле боя не совсем людей. Менее чем людей. Даже не животных: существ без сознания. Возможно, ты думаешь, что к таким, как они, понятия уважения или неуважения в принципе не относятся. Разве можно не уважать газонокосилку, например?
– Нет, я…
– Давай я расскажу тебе, что вижу сам. Человека, с которым ты, так скажем, болтал, зовут Азагба. Для друзей – Аза. Но он свою личность отдал – за то, во что верил, или потому, что все остальные варианты были еще хуже, а может, их вообще не было. Ты смотришь на свиту Валери и видишь скверный анекдот. А я вижу семьдесят с лишним процентов военных биоавтоматов, их набрали из мест, где насилия столько, что отсутствие самосознания для многих – вожделенная мечта. Я вижу людей, которых скосили на поле боя, а потом запустили снова, лишь для того, чтобы они сделали выбор: вернуться в могилу или оплатить перезапуск десятилетием затмения и договорного рабства. Зачастую для них это наилучший вариант событий.
– А какой худший?
– В некоторых частях света закон до сих пор гласит, что жизнь кончается со смертью, – ответил Мур. – Все остальное – живой труп. При таком раскладе у Азагбы столько же прав, сколько у мертвеца на анатомическом столе.
Он ткнул рукой в воздух и добавил:
– Я был прав: предраковое состояние.
«Малави», – вспомнил Брюкс и неожиданно все понял:
– Вот почему ты бросился на нее. Не из-за меня или Сенгупты. Даже не из-за миссии. А потому, что она убила одного из таких, как ты.
Мур посмотрел сквозь Дэна:
– А я думал, ты уяснил, что попытки психоанализа тебе лучше держать при себе. – Он вытащил опухолевой карандаш из набора первой помощи. – Тошнота есть? Головные боли, головокружение? Жидкий стул?
Брюкс поднес ладонь к лицу:
– Пока нет.
– Скорее
– Я бы рекомендовал тебе проходить ежедневные сканирования, – сказал Мур. – Когда мы приближались, экранирование корабля было не из лучших. – Он жестом приказал Дэну пройти влево, откинул со стены медкойку. – Но, признаться, я удивлен такому быстрому развитию болезни. Возможно, у тебя есть предрасположенность к раку. Ложись.
Брюкс залез на койку. Полковник пристегнул его на случай свободного падения. На переборке тут же расцвел биомедицинский коллаж.
– Э, Джим…
Полковник не сводил глаз со скана.
– Извини.
Мур хмыкнул:
– Возможно, мне не стоило ждать, что ты быстро сообразишь. – Он помолчал. – Ты же не зомби.
– Тараканы, мы… в общем, лажаем, сам понимаешь, – признал Брюкс.
– Да, я иногда об этом забываю, – полковник вздохнул и тихо выдохнул сквозь сжатые зубы. – Прежде чем появился ты, я… ну…
Брюкс молчал, боясь нарушить хрупкое равновесие.
– Я уже очень долго, – сказал Мур, – не испытывал желания общаться с себе подобными.
Бог создал натуральные числа, все остальное – дело рук человека.
19
Леопольд Кронекер (1823–1891) – немецкий математик, исследователь теории чисел и арифметической теории алгебраических величин.
– У меня для тебя кое-что есть.
Это была белая пластиковая раковина размером с футляр под древние очки. Лианна сфабила ярко-зеленую ручку, похожую на древко от лука, и приклеила ее к крышке.
Брюкс с подозрением уставился на подарок:
– И что это?
– Лик Божий, – провозгласила она и осеклась, увидев его взгляд. – Так эту штуку называет рой. Кусок твоей слизистой плесени. – Она энергично протянула ему предмет. – Если Магомет не идет к образцу…
– Спасибо, – Дэн принял дар (старался, как мог, но все-таки не смог удержаться и улыбнулся), поставил его на стол, рядом с десертом.
– Они думают, тебе будет интересно на нее взглянуть. Посмотреть, как она работает.
Брюкс посмотрел на окно в переборке, где три Двухпалатника парили у компилятора, по привычке глядя в разные стороны. (Их поведение не имело ничего общего с сенгуптовским отвращением к зрительному контакту – просто коллективный разум с несколькими парами глаз предпочитал визуальный обзор на 360 градусов.)
– Они решили бросить мне кость или хотят, чтобы вскрытие делало пушечное мясо, на всякий случай?