Екатерина I
Шрифт:
Вторая секретная статья обязывала союзников поддерживать в Польше издавна установившийся политический строй (liberum veto), при котором один член сейма мог заблокировать любое постановление, принятое остальными его членами. России, как и Швеции, был выгоден порядок, ослаблявший Польшу.
Стокгольмский договор должен был не только положить конец распрям между соседями, но и пресечь попытки враждебных России государств оказывать на Швецию влияние, противоречившее интересам нашей страны. Однако договор, заключенный сроком на двенадцать лет, оказался недолговечным В Швеции постепенно брали верх сторонники реванша. Ход их мыслей изложил в своем донесении представитель России в Стокгольме М. П. Бестужев-Рюмин: «Россия похитила у нас все наши крепости и защиты, привела нас в нестерпимую зависимость от себя и в такое опасное положение, что и сама столица подвержена ее нападениям и угрозам. Поэтому справедливо принимать против нее всякие меры. Но так как наше оборонительное состояние слабо и недостаточно, то необходимость требует искать союзников и французскую доверенность и дружбу надо
В приведенном суждении немало надуманного. В частности, ложным является обвинение России в агрессивных намерениях против Швеции. Но одну мысль надлежит считать абсолютно верной: самые отъявленные реваншисты отдавали себе отчет в том, что вернуть утраченное сил у Швеции не было и она должна была ориентироваться на помощь извне.
Напомним, что при жизни Петра Великого престиж России на международной арене был очень высоким. Французский дипломат Кампредон доносил из Петербурга 9 января 1724 года, что «при малейшей демонстрации его (Петра I. – Н.77.) флота, при первом движении его войск ни шведская, ни датская, ни прусская, ни польская корона не осмелятся ни сделать ответного ему движения, ни шевельнуть с места свои войска. Он один из всех северных государств в состоянии уважать свой флот». [99] Все изменилось после кончины Петра, которая была воспринята и в Дании, и в Швеции как свидетельство утраты Россией способности отстаивать свои внешнеполитические интересы.
99
Сб. РИО. Т. 52. С. 144; Т. 64. С. 60, 96, 97.
Опытный дипломат Василий Лукич Долгорукий, привыкший к уважительному отношению западноевропейских дворов к представителям России, сразу же заметил это. Прибыв в Стокгольм в 1726 году, он доносил: «При других дворах, к которым я был посылан, таких необыкновенных и гордых поступков не видел. Хотя и знатные субсидии от вашего величества и от цесаря (австрийского императора. – Н. П.)обещал, однако здешние правители не только не отвечали учтиво благодарностию, но даже не отозвались ни единым словом. По таким здешнего двора здешним поступкам, видится, неприлично мне здесь быть в характере, в каком я сюда прислан». [100]
100
Соловьев С. М. Соч. Кн. 10. С. 57.
В Стокгольме и Копенгагене рассчитывали на то, что смерть императора вызовет в России смуту. В обеих столицах от представителей своих стран при русском дворе получали информацию о наличии в правящей элите двух группировок, придерживавшихся несхожих взглядов на внешнеполитический курс России.
Резидент России в Швеции М. П. Бестужев-Рюмин доносил: «Двор сильно надеялся, что от такого внезапного случая в России произойдет великое замешательство и все дела ниспровергнутся, но когда узнали, что ваше величество вступили на престол и все окончилось тихо, то придворные стали ходить повеся нос; таким образом, этот случай открыл сердца многих людей. Намерение здешнего двора было в мутной воде рыбу ловить… [101] » Согласно донесению русского резидента в Копенгагене Алексея Петровича БестужеваРюмина, известие о кончине императора вызвало восторг: «из первых при дворе яко генерально и все подлые опились было». Королева выразила свою радость выдачей тысячи ефимков для нищих и госпиталей, замаскировав ее выздоровлением супруга, здоровье которого пришло в норму задолго до смерти Петра Великого.
101
Там же. С. 62.
Прусский король Фридрих Вильгельм был, пожалуй, единственным среди западноевропейских монархов, кто искренне оплакивал смерть Петра. Когда он получил известие о кончине императора, которого считал своим другом, у него покатились слезы и он заявил: «Я по смерти своего дражайшего друга хочу показать свою верность». Фридрих Вильгельм объявил траур не на три месяца, как по другим государям, а на полгода. Это, однако, не помешало ему вступить во враждебный России Ганноверский союз. [102]
102
Безобразов П. В. О сношениях России с Францией. М., 1892. С. 102-107; Соловьев С. М. Соч. Кн. 10. С. 24.
Падение международного авторитета России явилось следствием изменений, происходивших внутри страны. Как известно, результативность внешней политики государства определяется тремя факторами: его экономическим потенциалом, состоянием армии и флота и искусством дипломатов. Экономический и финансовый кризис, в котором оказалась Россия, вынудил отпустить в поместья треть офицерского состава, что снизило боеспособность армии. В упадок пришел и флот – прекратилось строительство линейных кораблей, ударной силы флота, который при Петре Великом был самым могущественным на Балтийском море. В прежних размерах продолжалось лишь сооружение
Состояние экономики и финансов, ослабление армии и флота вынуждали Россию избегать новых военных конфликтов, способных окончательно разорить хозяйство, и без того находившееся в плачевном состоянии. Отсюда вытекала главная внешнеполитическая задача: сохранить добрососедские отношения с другими государствами как на Западе, так и на Востоке. Однако выполнение этой задачи оказалось делом крайне трудным, особенно на Западе.
Важным фактором в международной политике тех времен был подкуп дипломатами в стране пребывания государственных мужей, от которых зависело направление внешней политики. Подкуп осуществлялся либо одноразовой выдачей крупных сумм, либо установлением ежегодного пенсиона, тоже в немалых размерах. По продажности всех прочих превосходили чиновники Османской империи, которые давали себя покупать и перекупать, беря одновременно посулы от дипломатов нескольких государств. За турецкими министрами следовали депутаты польского сейма и шведского риксдага.
Не чурались взяток и русские вельможи, среди которых особой алчностью отличался Меншиков. Зная ненасытную страсть князя к стяжательству и его колоссальное влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны, австрийский посол граф Рабутин настойчиво рекомендовал своему правительству не жалеть средств на подкуп светлейшего, равно как и других вельмож, от которых зависело присоединение России к Венскому союзу. Рабутин считал необходимым подарить Меншикову дорогую карету, а также осыпанную алмазами шпагу, а канцлеру Головкину и вице-канцлеру Остерману, членам Верховного тайного совета Толстому и Апраксину – осыпанные алмазами трости. Полезным для успешного завершения переговоров Рабутин считал и секретаря Верховного тайного совета Степанова. Его услуги он сначала оценил в три тысячи червонных, а затем, в другой депеше, счел необходимым добавить ему еще две тысячи. По совету Рабутина, цесарь подарил Александру Даниловичу находившееся в Силезии герцогство Козельское. Насколько щедрым оказался этот подарок, видно из того, что прижимистый Меншиков оценил услуги посла Рабутина в 10 тысяч гульденов. [103]
103
Брикнер А. Т. Австрийские дипломаты в России // Вестник Европы. 1893. № 12. С. 523-525.
Не скаредничал и прусский король Фридрих Вильгельм, когда отвалил на подкуп русских вельмож 40 тысяч рублей, а Меншикову подарил в Померании поместье, приносившее ежегодный доход в размере 10 тысяч червонных. Кстати, король не обделил и Екатерину, подарив ей карету и восемь лошадей стоимостью в 22 тысячи талеров. [104]
Финансовые ресурсы России не позволяли ее дипломатам состязаться в размере взяток и пенсионов, выдаваемых французскими и английскими послами. В дипломатической практике тех времен красноречие послов и резидентов, сколь бы убедительными ни были их аргументы, мало что значило, если оно не подкреплялось денежными вливаниями в карман собеседника. К тому же отечественная дипломатия, будучи еще молодой по сравнению с западноевропейской, не располагала достаточным контингентом опытных дипломатов и иногда вынуждена была пользоваться услугами иностранцев, которых назначали послами России при европейских дворах. Среди отечественных дипломатов выделялись своими способностями князья Александр Борисович Куракин, Василий Лукич Долгорукий, графы Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, Николай Федорович Головин, Александр Гаврилович Головкин и другие, но обязанности посланника России при важном для нее австрийском дворе выполнял, например, поляк Ланчинский, а в Швеции – курлянский канцлер Бракель.
104
Юхт А. И. Русские деньги от Петра Великого до Александра I. М., 1994. С. 43.
Вспомним и о политическом кризисе в России, где в течение пяти лет трон занимали не способные к управлению личности: бывшая прачка и ребенок. Наступившую слабость правящая элита пыталась скрыть от западноевропейских государств двумя способами: показной расточительностью, которая должна была демонстрировать благополучие финансового состояния страны, и упоминавшейся выше усиленной эксплуатацией монетной регалии, свершавшейся в глубокой тайне.
Небывалой роскошью было обставлено пребывание в Стокгольме В. Л. Долгорукого. Верховный тайный совет ассигновал на ежедневное содержание посла по 100 рублей на день, не считая одиннадцати тысяч на ливрею и экипаж. Из Петербурга обещано было прислать серебряный сервиз, однако на подкуп тех, кто имеет влияние, была отпущена довольно скромная сумма. По случаю дня рождения императрицы Долгорукий устроил роскошный прием, на котором присутствовали сенаторы, иностранные министры, знатные особы с женами. 15 декабря в посольстве были даны маскарад и бал с участием 500 персон; бал продолжался 15 часов и завершился ужином.