Екатерина Медичи
Шрифт:
Помешать вторжению немцев надлежало герцогу Омальскому, брату покойного Франциска Гиза, войско которого вместе с рейтарами насчитывало около 10 000 человек. Его армия стояла у самых границ Лотарингии, близ Бар-ле-Дюка. А в Пикардии между Рокруа и Седаном маршал де Косее ждал помощи от герцога Альбы. Объединившись, он намеревался двинуться на Лотарингию, дабы воспрепятствовать продвижению войск принца Оранского.
Итак, к середине ноября в армии Конде, который к тому времени, не выдержав бездействия, присоединился к адмиралу, насчитывалось около трех тысяч всадников и десяти тысяч пехотинцев; армия католиков располагала
В то самое время, когда герцог Монпансье приближался к границам Перигора, в Лувр прибыл гонец из Испании, привезший печальную весть: умерла Елизавета Валуа, супруга Филиппа II, дочь Генриха II и Екатерины Медичи. Удар был настолько силен, что буквально парализовал королеву, лишив ее хладнокровия и душевного покоя. Печальную весть сообщил ей сын Карл, узнавший об этом от обоих кардиналов. Прелатам в свою очередь известие принес гонец из Испании.
Екатерина проплакала несколько часов, чего раньше с ней не случалось; она поняла, что это результат расстройства нервной системы, вызванный гражданскими войнами, и первый признак надвигающейся старости. Наплакавшись вволю, она, как женщина деятельная и волевая, взяла себя в руки и решила, поскольку Филипп II остался теперь вдовцом, то она, не желая порывать свою связь с Испанией, отдаст за него другую дочь, Маргариту.
Посол сообщил, что Елизавета умерла на четвертом месяце беременности, по официальной версии, смерть наступила из-за неправильного питания и чрезмерной тучности. Однако истинная причина была другая. Филипп, этот вечно хмурый, грубый, черствый человек и недалекий правитель, однажды уличил жену в измене со своим пасынком доном Карлосом от первой жены. Дикая ревность обуяла тирана, однако он не стал устраивать публичный скандал, а просто приказал верным людям тайком отравить обоих любовников. «Зло должно быть наказано. Только так моя душа успокоится», — сказал он.
Этого, конечно, не знала Екатерина. Собираясь выдать за Филиппа свою вторую дочь, она и не подозревала, что хочет выдать ее за убийцу первой.
Однажды поздним вечером в лагерь Таванна прискакал всадник из Парижа. Он привез маршалу приказ герцога де Монморанси: Таванну предписывалось отпустить в распоряжение герцога двух капитанов — Лесдигьера и Шомберга — а с ними сотню всадников. Маршал прочел, удивился и отправил гонца к палаткам, где располагались офицеры.
Едва увидя посланца, друзья сразу же узнали его и бросились ему навстречу. Не тратя времени, Бетизак тут же рассказал Лесдигьеру, что баронесса де Савуази попала в лапы инквизиции и находится сейчас в монастыре Нотр-Дам по подозрению в связи с мятежниками. Возможно, ее уже пытают. Никто ничего сделать не в силах, даже сам король.
Лесдигьер был вне себя от гнева:
— Но что же делать?! Как вырвать ее из этой паутины?
— А что нужно от нас герцогу? — спросил Шомберг, услышав о приказе. — И зачем ему сто солдат?
Бетизак загадочно улыбнулся:
— Герцог собрался инспектировать свои поместья и нуждается в хорошем эскорте.
— Нашел время! — вспылил Лесдигьер.
— Не перебивай, — остановил его рассудительный Шомберг движением руки, — все это, по-моему, не просто так, и если мы понадобились герцогу,
— Получив приказание герцогини Дианы, я выехал из Парижа через ворота Сен-Мишель и у самой часовни Сен-Жак-дю-Го-Па повстречался с маршалом Монморанси. Он возвращался из своего замка с двумя сотнями всадников. Узнав, какая беда приключилась с баронессой, и о том, что я еду к Таванну известить об этом ее мужа, герцог сказал, что Таванн не отпустит своего капитана во время военных действий, а самовольное оставление лагеря будет рассматриваться как дезертирство. Поэтому он тут же, на месте, — с ним, как обычно, был его секретарь, — написал приказ Таванну.
— Но для чего ему сотня всадников?
— Она нужна не ему, а вам.
— Зачем?
— Чтобы штурмом взять монастырь и силой освободить пленницу.
Друзья переглянулись. Кажется, этот план не устраивал ни того ни другого.
— И навлечь при этом на всех нас гнев инквизиции, этого критского Талоса! — воскликнул Шомберг.
— Пустое. Этого иезуита, а также Д'Эпинака можно просто-напросто повесить на воротах их же монастыря.
— Вот оно что… Любопытно… — протянул Лесдигьер. — Значит, таков план герцога?
— Он сказал, что, по его мнению, другого выхода нет. Есть, правда, еще один, но о нем он расскажет тогда, когда вы, мсье, встретитесь с ним в Париже. Правда, план этот весьма рискован и опасен…
— Но не опаснее первого! В Париж!
— В Париж, Бетизак!
— И чем быстрее мы туда доскачем, тем скорее вырвем из рук этих монахов вашу супругу, мсье!
Через несколько минут сотня всадников Лесдигьера во главе со своим капитаном помчалась в Париж.
Оставив отряд в предместье Сен-Жак, друзья, по совету Бетизака надев маски, отправились первым делом к церкви Сент-Андре, а Бетизак вернулся во дворец Монморанси. Однако нищего, о котором он говорил, там не оказалось, и они двинулись в Сите к собору Богоматери, где, как уверял Бетизак, собирались друзья Колена.
Им повезло. Они сразу же наткнулись на группу из трех нищих, сидящих на паперти собора, и спросили, как им найти человека по имени Колен. Все трое подняли головы и недоверчиво воззрились на незнакомцев в масках, изъявивших столь необычную просьбу. Один из них вместо ответа протянул руку и прогнусавил:
— Подайте Христа ради бедному калеке и ветерану маршала Строцци, пролившему свою кровь во славу отечества при славном короле Генрихе II.
Лесдигьер дал ему несколько серебряных монет. Нищий поглядел на них, зажал в кулаке и переглянулся с товарищами. Те, словно по команде, тоже протянули свои руки, и каждый немедленно получил свою долю от обоих господ дворян.
И только после этого начался разговор.
— Что вашим милостям угодно? Помнится, вы назвали имя одного из наших друзей.
— Нам нужен человек по имени Колен.
— Осмелюсь доложить сиятельным вельможам, — проговорил бродяга, первым протянувший руку, — что наш товарищ здесь не работает. Вам надлежит искать его в другом месте…
— Его нет у церкви Сент-Андре, мы только что оттуда, — нетерпеливо оборвал его Шомберг.
Нищий многозначительно посмотрел на дворян, потом переглянулся со своими коллегами, несколько раз кивнул, словно соглашаясь с тем, что услышал, и проговорил: