Екатерина Медичи
Шрифт:
— Ах, мадам, — с поклоном ответил Конде, — чего не сделаешь ради женщины, терпящей бедствие подобно кораблю в бурю, да еще такой очаровательной, как вы. Ради такой Андромеды стоит пожертвовать и последним взглядом Медузы.
Лицо Камиллы слегка заалелось.
— Но если серьезно, — прибавил Конде — то весть о постигшем вас несчастье привез один из ваших людей, его зовут Арно де Конжи.
— Так он спасся? — всплеснула руками Камилла. — Боже, благодарю Тебя за то, что Ты сохранил ему жизнь. Но остальные… Ах, я не забуду
Все присутствующие тут же сняли шляпы и шлемы и зашептали начальные слова поминального псалома.
Подняв глаза на принца, Камилла снова спросила:
— Но как вы смогли проехать по дороге, ведь там вас ждала засада!
— О, это пустяки для такого рыцаря, как я, — ответил Конде. — Знайте, мадам, если Бурбон хочет куда-то проехать, он это сделает, несмотря на все ухищрения его врагов. А если еще к тому же речь идет о любви…
— О любви? — Ее глаза выразили безграничное удивление. — Но, монсиньор, как можете вы говорить так, я не давала вам никакого повода, и помните, я замужем.
— Разве посмел бы я когда-нибудь посягать на узы вашего брака, мадам? Ни единым своим поступком. Уверен, господин Лесдигьер простит мне эту маленькую шалость по отношению к вам. Он сделает это хотя бы потому, что я, рискуя моими солдатами и собственной жизнью, вырвал вас из рук врагов.
— Ах, принц, я все еще не могу забыть той дуэли, случившейся из-за меня. Помните, это было около пяти лет тому назад.
— С тех пор прошло много времени, и мне не удавалось увидеться с вами, — вздохнул Конде. — Потому нынче пользуюсь случаем и прошу у вас прощения за свое бестактное поведение, как просил его в свое время у вашего супруга.
Камилла опустила глаза.
— Монсиньор, я, право, смущена… Вы, принц королевской крови, в присутствии ваших солдат просите прощения у меня… а я всего лишь простая дворянка.
— Мои солдаты — народ не щепетильный, когда дело касается прекрасного пола, — лукаво произнес принц.
Громкий одобрительный гул послужил подтверждением его слов.
— И знайте отныне, мадам, — продолжил Конде, — когда рядом с вами Бурбон, то он прежде всего дворянин и солдат… а потом уже все остальное.
Камилла мило улыбнулась, оценив его умение постоять за себя, не затрагивая при этом своей чести. И вдруг встрепенулась:
— Но почему мы стоим здесь и не слышим шума битвы? Разве она уже закончилась?
— Да, мадам, я взял слово с Генриха Анжуйского, что он тотчас уведет свои войска с поля битвы.
— Вы видели брата короля?
— Я взял его в плен.
— Святой боже! Вы? В это трудно поверить.
— Почему же? Разве я не Бурбон и не могу взять в плен собственного племянника?
— Это, конечно, так, но… Но где же он сейчас?
— Этот юнец? Отправляется домой
— А его солдаты? Всадники Таванна? Уходят вместе с ним?
— Надо полагать, что так, мадам. Ведь не посмеет же брат короля и мой племянник нарушить собственное слово.
— А мой супруг? Вы не встречали его?
— Нет, мадам, — пожал плечами Конде.
— Быть может, он тоже на пути в Париж?
— Этого я не могу сказать, баронесса, потому что не видел конницы Таванна и не знаю, что с ней стало. Пожалуй, на ваш вопрос мог бы ответить Колиньи, но он сейчас далеко.
Конде не знал еще, что Колиньи, отступая, видел, как он летел навстречу опасности, но не помог ему, решив пожертвовать принцем крови, чтобы спасти от полного истребления свою армию.
Конде не знал, что адмирал уже напоролся на засаду, устроенную для него самого, и теперь стремительно терял остатки своих полков, зажатый с обеих сторон герцогом Немурским и Генрихом Гизом. Он не мог знать, что, когда у адмирала останется всего пятьсот человек и гибель его будет уже неминуема, к нему неожиданно придут на помощь Бельевр и Лонгвилль во главе двухтысячного войска гугенотов Гаскони и Лангедока.
Конде не догадывался, что эта вынужденная остановка на поляне на восточном краю деревни, в сущности, уже решила его судьбу.
Теперь, когда волею случая ему довелось спасти Камиллу, он не собирался отпускать ее в замок герцогини, боясь за нее, принял решение взять баронессу под свою защиту. Не имея представления, где остатки армии гугенотов, и поверив на слово брату короля, принц беспечно полагал, что ему покуда некуда торопиться, не подозревая о темных тучах, уже сгустившихся над его головой.
Камилла молчала, глядя куда-то вдаль, и смутное, тревожное предчувствие вдруг до боли сжало ей сердце. Не замечая ее настроения, Конде, улыбаясь, говорил:
— Черт возьми, вы не поверите, баронесса, как жаль, что во время сражения с племянником поблизости не было тех женщин, которые когда-то любили меня. Ни одна из них не видела меня в битве, но каждая хотела этого. Представляю себе их сияющие восторгом личики при виде плененного мною герцога Анжуйского! Ах, женщины, ну не ради ли ваших прелестных глазок мы часто совершаем безумства, которые порою меняют ход истории? А ведь однажды Нострадамус предсказал мне, что меня погубит женщина…
— Ах, монсиньор, — внезапно нахмурилась Камилла и указала рукой куда-то за спину Конде, — посмотрите… вон там, видите… что это? Будто бы какое-то войско движется сюда…
Конде обернулся и застыл на месте.
Глава 6
Камилла и Конде
Принц сразу же узнал королевские знамена, полоскавшиеся на ветру, и понял, что его провели. Анжу вновь успел собрать армию и теперь шел сюда, чтобы поквитаться со своим дядей за недавнее поражение.