Екатерина Медичи
Шрифт:
— С удовольствием отправлюсь вместе с вами, мадам, и обеспечу вам в пути самую надежную охрану, — пообещал коннетабль.
— Благодарю вас, герцог, — ответила Франсуаза и вся засветилась от счастья, вызвав этим недоумение у всех присутствующих, за исключением Конде, который только криво усмехнулся.
— Больше король никого не желает видеть? — с некоторой долей сарказма спросила Жанна Д'Альбре. — Например, моего сына, своего кузена, к которому всегда испытывал самые дружеские чувства?
— Именно это и является целью моего визита к вам, ваше величество, — ответил Монморанси. — Карл IX выражает горячее желание видеть у себя короля Наваррского.
— Ну вот, что я говорил? — развел
— Значит, он тоже склоняется к этому брачному союзу? — продолжала королева. — Иначе, зачем ему мой сын?
— Не совсем так, ваше величество, хотя, не буду скрывать, что он был бы не против этого союза. И дело тут даже не столько во внешней политике, сколько в семейных неурядицах. Карл не любит своего брата Анжу: лавры победителя при Жарнаке и Монконтуре не дают ему покоя. Зависть к брату гложет его сердце и, желая показать всем, что он более дальновиден и не менее смел и решителен, он надумал выступить в Нидерланды, чтобы разбить там испанцев и прибрать эту богатую страну к своим рукам. Замысел двоякий: одновременно он хочет отомстить Филиппу II за то, что тот гневно выступил против предполагаемого брака герцога Анжуйского и Елизаветы Английской. Брака, который был бы выгоден Франции как средство объединения с Англией в борьбе против возрастающего могущества испанского короля. Вам, сир, король готов предоставить командование армией. Во главе второй поедет он сам. Что касается самого Карла, то в ноябре намечено его бракосочетание с Елизаветой Австрийской. Свадебные празднества состоятся в Мезьере. И король хотел бы, чтобы по этому случаю рядом с ним находился его кузен Генрих Наваррский, а не его братья, которых он, и в этом нет секрета, открыто ненавидит.
— Я не могу так сразу согласиться на это предложение, — ответил юный принц, — не согласовав этого с моей матерью и своей совестью. Предложение слишком заманчивое, чтобы на него можно было так сразу дать ответ.
— Эти слова вы можете передать вашему королю, герцог, — поддержала сына Жанна Д'Альбре, — а если он заупрямится и начнет ругать вас, скажите, что свобода и чистый воздух юга для короля Наваррского неизмеримо дороже, нежели тюрьма и отравленная атмосфера севера. Но не будем впадать в крайности, обещаю вам, что мы подумаем над предложением Карла Французского и в самом скором времени дадим ответ.
— Одним словом, вы не решаетесь?
— А как бы вы поступили, герцог? Отправили бы вы своего единственного сына в пасть этой волчицы, которая только и ждет подходящего момента, чтобы избавиться разом от протестантских вождей? Я целиком и полностью разделяю ваши опасения, адмирал. Не будем торопить события, герцог, слишком еще свежи в нашей памяти смерть Людовика Конде и массовые убийства гугенотов, совершаемые с молчаливого согласия правительства. А теперь, господа, — и Жанна с улыбкой оглядела всех присутствующих, не забыв одарить им и двух капитанов, сидящих на резных стульях возле дверей, — давайте прекратим на сегодня разговоры о политике…
Она внезапно закашлялась и прикрыла рот платком. Лесдигьера словно пружиной подбросило со своего места. Генрих Наваррский схватил мать за руку, пытливо заглядывая ей в лицо. Но она ласково положила свою ладонь на его руку и улыбнулась ему:
— Ничего, ничего… Герцог, вам, наверное, хочется отдохнуть с дороги, да и не ошибусь, если скажу, что вы голодны. Нам всем не мешает отдохнуть, господа, а поэтому все свободны. Утром мы еще обдумаем и обговорим некоторые детали сегодняшней беседы с коннетаблем Монморанси. Господин Шомберг, вам я поручаю нашего гостя. Позаботьтесь о том, чтобы его светлость не испытывал ни в чем недостатка в нашем замке.
Шомберг поклонился.
Жанна поднялась, за ней встали остальные
Он обернулся.
— Останьтесь, Лесдигьер, — тихо произнесла Жанна, — мне нужно вам кое-что сказать.
Друзья переглянулись. Шомберг вышел и молча, затворил за собой двери.
Глава 4
Предсказание цыганки
Оставшись одни, Жанна Д'Альбре и Лесдигьер с полминуты молча, глядели друг на друга, ни слова не говоря. Теперь он понимал, почему она не дала ему никаких приказаний, а доверила заботу о госте одному Шомбергу. Она все заранее обдумала. Он нужен был ей. Лесдигьер чувствовал, что королева задержала его неспроста, но, верный своей службе, а также хорошо помня вчерашний урок, терпеливо ждал ее приказаний. Но, поскольку их не было, и в ее глазах внезапно прочел, что рядом с ним находится теперь вовсе не строгая и надменная королева Наваррская, правительница своего маленького государства, тонкий политик и мудрый стратег с холодным и расчетливым умом, а совсем другая, обычная женщина, далекая от политики и ничуть не похожая на ту, какою она только что была. Как только он понял это, мысли капитана сразу же понеслись в другом направлении, и в глазах его засветилась если не любовь, то безграничное обожание женщины, которая стоит сейчас перед ним в строгом коричневом платье, расшитом серебряными и золотыми нитями и с высоким ажурным белым воротником вокруг шеи.
А Жанна смотрела на него глазами, полными любви, и не знала, как начать такой трудный для нее разговор, варианты которого она уже сотни раз перебирала в уме и не могла остановиться ни на одном и который должен был произойти для нее именно сегодня, потому что больше ждать она не могла. Она, королева Наварры, перед которой склонялись в поклоне правители иноземных государств, которая сама всегда открывала любое совещание и говорила на нем о судьбах держав так свободно, будто речь шла об отдыхе на морском побережье, она, одним своим словом или жестом повелевавшая людьми, отправлявшая их на плаху или возвеличивавшая из безвестности, — теперь оробела перед простым солдатом, который смотрел в ее глаза, не говоря ни слова. И уже тогда она поняла, что не простой смертный стоит перед ней, а тот, кем отныне будут заняты ее мысли, чей образ глубоко вошел в ее сердце, да так и остался там, лишив его покоя.
А Лесдигьер, чувствуя, что с этой минуты эта женщина становится для него всем, — матерью, женой и любовницей одновременно, — он, внезапно понявший, что в течение всей предыдущей беседы она думала только о нем и о предстоящем им объяснении, — не смел начать разговор прежде нее, да и не знал что сказать, и единственное, на что решился, это негромко проговорил:
— Ваше величество… — И опустил голову в поклоне.
Королева медленно развернулась и неторопливой поступью направилась к окну. Остановилась там и устремила взгляд вдаль, на равнины, расстилающиеся в вечерних сумерках за пределами замковых стен.
Лесдигьер не знал, как поступить в этой ситуации, и все так же стоял на месте. Возможно, будь на месте Жанны другая женщина, не столь знатная, он быстро нашелся бы, но перед ним была королева, и это сковывало его движения, лишало способности действовать, думать и говорить.
Она повернула голову и посмотрела на него, догадываясь о его состоянии.
— Подойдите сюда, Лесдигьер…
Голос звучал совсем иначе, чем только что в зале за столом. Это был голос матери, тихо подзывающей к себе любимого сына.