Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)

Императрица Екатерина II

Вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

Того ж числа

1041. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Вручителя сего письма флигель-адъютанта моего Валериана Александровича Зубова прошу жаловать и любить, как молодого человека, наполненного охотою к службе и доброй волею. Он никуда не захотел сам, окроме к тебе в Армию. Он же едет к тебе с тем, чтоб действительно служить и быть употреблен, куда изволишь. С таковой диспозициею, я надеюсь, что его не оставишь праздным. Сии молодые люди в самом лутчем расположении и при том весьма добросердечны и честны, и нельзя их не любить и за них не интересоваться. Я надеюсь, что меня

в слове не выдашь. Прощай, Бог с тобою.

Алкораны при сем посылаю, которые ты требовал.

Марта 18 ч., 1790 г.

1042. Г. А. Потемкин — Екатерине II

Яссы. 18 марта [1790]

Матушка Всемилостивейшая Государыня! Болезнь уже меня оставила, но слабость велика. Исхудал так, что все кафтаны широки, даже и сапоги.

По обстоятельствам теперешним мой усердный совет, чтоб скорей помириться с турками, несмотря ни на что. И все уже обратить на пруссака, а убытки наградить от Польши. Разори безщадно осталую часть, позвольте, Всемилостивейшая мать, оставить по Днестр¹. Крепости разорить, как я представлял², и, ежели можно, Молдавию оставить на десять лет с ее доходами для заплаты нам убытков, выговоря им выгодные кондиции, равно и волохам касательно князей их. Когда Бог поможет смирить злодеев, к туркам придраться нетрудно и отобрать Молдавию. Нужно склонить на умеренность и цесарцев.

Матушка Государыня, помилуйте, прикажите послать Булгакова в Варшаву, а Штакельберха хотя архипослом — в другое место. Ей, я говорю из усердия. Да всячески стараться удержать на несколько месяцев в нерешимости Берлинский двор, дабы войски успели притить на место в Белоруссию. Извольте подумать, какое расстояние.

В Венецию нужен хороший министр, а находящийся тамо крайне плох³. А сие место важно на теперешних случаях.

У нас выпал снег и холодно. Я греюсь, матушка родная, муфтою, что мне пожаловали. По смерть с неограниченной приверженностию

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1043. Г. А. Потемкин — Екатерине II

[19 марта 1790]

Секретно. К Высочайшему сведению

От волошского Господаря Мавроения с последним письмом был ко мне прислан турок Салиг-ага, бывший его кегая, а потом сераскиром войск, от Валахии собранных. Он самый тот, который делал впадения в Трансильванию. В бытность его при мне я его приласкал, и столько ему полюбилось быть при мне, что дал мне слово возвратиться и, скрывши свое намерение, выведать у визиря о их предположениях. Сей турок отличный, просвещения редкого не только между турками, но и везде. Говорит по-гречески, по-италиански, по-аглински, по-волошски и по-русски. Вояжировал по всей Европе и был у нас в полону по взятии Бендер в первую войну.

Третьего дни он возвратился, и его я поджидал для донесения обо всем. Письмо от Мавроения ничего не замыкает важного, которое у сего подносится. Но комиссии его состоят в том: визирь поручил ему узнать, какой бы суммой денег возможно было меня наклонить на их пользу. Я на сие приказал ему ответить, что, конечно, турки принимают меня за иного, нежели я. Вторая комиссия, чтоб свесть с поляками корреспонденцию и узнать о их намерениях. То же и о прусских, что они делают в Польше. В рассуждении мира с нами по Днестр спорить не будут, но чтобы крепости были срыты, а ежели за Днестр, то Бендеры и Аккерман уничтожить. О Княжествах согласны, чтоб быть в них Государям, кому бы то ни было, лишь бы зависеть от Порты. Цесарцам, ежели бы можно, то ничего не давать. Они их крайне ненавидят и презирают. Он сказывал, что войски мы оттянули в нижнюю часть Дуная, а там почти ничего не оставалось.

Я с моей стороны, из неограниченного моего усердия к Вам, как к Государыне, благодетельнице и истинной матери, повергаю мои мнения, чтоб достичь мира столь нужного по стечению обстоятельств, позволить мне его зделать, ежели можно, следующим образом.

По Днестр границу Российскую, где к морю поселятся казаки верные Черноморские,

а от польской границы степь вся вскоре заселится. О Молдавии разобраться с цесарцами, которой они захватили лутчую половину, и зделать землею, ни от кого не зависимою с собственным князем, которого и наименовать заранее, ибо удобно будет ему самому о себе говорить с соседней и протчими державами, войдя в связь общих интересов. Молдавия не была турками завоевана, как Валахия, но отдалась на капитуляцию под протекцию с кондициями легкими, которые турками все нарушены, то такой князь купно с народом отложится при мощи оружия Вашего и отнесется о сем к державам, прося о вспоможении. Не будет тут и зависти такой, как естли бы Молдавии остаться у нас. И сие и тем полезно, что Польша отрезана уже будет от Турции. Валахию за уделом, что поступится цесарцам, оставить Порте, и пусть уже они тамо, как хотят, так меняют Господарей, ибо чем тяжелее будет народу, тем больше их в Молдавию выдет, а чтобы пресечь навсегда инфлюенцию чужих держав у Порты, нужно им обещать наш союз и гарантировать их посессии. Сим, конечно, ускорим мир, ибо такое дело будет претекстом Султану и министрам зделать нам уступки. О протчих пунктах я не упоминаю, как то о коммерции и о Грузии. Сие может, как и протчие, уладиться.

Вышеупомянутый турок остался навсегда в России, чтобы жить при мне². Ему обещаны бунчуга; ежели он в своей комиссии успеет, то для приманки других знатных пожалуйте его бригадиром.

Из моих заметок Бароцию³ изволите усмотреть, что я все изтощил, чем можно напугать визиря. Крайне нужно теперь успокоить Прусского Короля, хотя до августа. А ежели бы его сладить с новым австрийским наследником и допустить взять в Польше, всего бы было лутче. Как скоро можно будет, я тот час двину полки, чтобы сближить их и итить чрез Польшу к стороне Пруссии. Беда, что не успеем укомплектовать. Теперь отправил два полка Донских в Могилевскую губернию, и уже они под Кременчугом. Один полк пехотный в Полтаве, который обратится к Киеву. От Кавказской части далеко будет итить к северу, а я уделю из Крыма, а от Кавказа переведу на их место. Поверьте, Всемилостивейшая Государыня, что без разорения войск тронуть их теперь нельзя. Время холодное, и корму нет. В Малороссии прибавить еще столько же можно войска на военное время, и то еще будет меньше того, что они давали прежде. Отправляю туда Кречетникова все заготовить и доставить мне верные ведомости о военных поселянах⁴.

По первому мне повелению вверенных мне губерний мещан обратить в казаки теперь я приступаю. Они скоро будут готовы и годятся для Польши. Я артиллерии из Херсона часть фузилер отправляю в Киев, а орудия они из Брянска получат. Из чего армия Обсервационная составится, как о коннице и пехоте, за сим же поднесу рапортицию. Ожидаю с часу на час известия, какие полки получили рекрут, те и отправятся, а без того неможно. Тут назначу, что отделится к Полоцку.

Нужно повелеть скорее Кречетникову быть со властию Генерал-Губернатора.

Касательно войны с турками чинить наступание флотом, и, ежели Бог поможет сойтиться и разбить их флот, то теснить Царь Град. Тут я сам буду. От Кубани диверсия. К Дунаю поворотливы нужны действы лишь, а в самом деле оборонять только занятые места. Благодаря Бога и флот, и флотилия наша сильней уже турецкого. Но Адмирал Войнович бегать лих и уходить, а не драться. Есть во флоте Севастопольском Контр-Адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник⁵.

Князь Потемкин Таврический

1044. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. На письмы твои от 25 февраля сим ответствую. Я того мнения, что ты простужаешь голову и что она оттого часто у тебя болит. Я помню, когда у меня были боли ужасные в голове, тогда ни от чего облегчения не чувствовала, окроме того, когда, лоб нагреется. Дай Боже, чтоб сие письмо тебя нашло в добром здоровье, чего от сердца желаю, паче ныне, при скором открытьи кампании, как сам пишешь.