Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)
Шрифт:
Мое теперь внимание не столько о том, что делается в Вене, занято, как в других нам враждующих дворах. Новый Король Венгеро-богемский, по кончине Императора, еще из Флоренции тотчас по получении первого известия ко мне писал самое дружеское письмо, на которое я ответствовала1. Князя же Голицына теперь ни сменять, ни переменять не для чего, понеже он там привык и любим, а новый Государь хотя и миролюбив, но в сей кампании не инако поступит, как прилично к достижению мира, то есть avec nerf et vigueur [430] чего ты сам усмотреть мог из писем Князя Кауница. А к ладу с Прусским и Аглинским дворами теперь повод у Венского на время, то есть до Петрова дня, довольно будет по случаю выбора Короля Римского. И, кажется, столько времени осталось к приготовлениям, кои сильнее всего удержат и опрокинут каверзы, естьли
430
С живостью и силою (фр.).
Во втором письме пишешь, что ты не получил мое письмо, а получил лишь рескрипт о произвождении. Мое письмо отправлено, сказывают, с другим курьером, и теперь, чаю, уже в твоих руках. Хотя визирь и риджалы желают мира, но известно тебе, что в Цареграде уже согласились заключить союз наступательный и оборонительный с Прусским Королем и что Юсуф-пашу привезли в Стамбул2. Иные думают, дабы предводительствовать на море, а другие — дабы зделать его визирем. Но для сего незачем, кажется, его было везти в столицу. В конгрессе барыша не будет, а интриги и помешательства безконечные; и весьма разумно о сем судишь. Корреспонденции твои с визирем и с Бароцием я читала. Желательно, чтоб привели в турках полезные нам действия. Естьли треть того числа людей, чем грозишь Гассан-паше, поставишь в Обсервационную Армию, то Прусский Король будет говорить учтивее и остановишь приготовленную им диверсию в пользу турок.
Я не понимаю, противу кого союз с турком нам заключить. И сие бы было дело к непрестанным с ними ссорам и хлопотам для и противу них. Сию мысль лутче оставить, и с врагами христиан не связываться союзом: каково подобный союз грекам одним был бы горестен, сам рассуди. Король Прусский близ миллиона истратил денег в Венгрии для возбуждения бунта, но доныне не предуспел. Чин бригадира, по твоей прозьбе, дам Салиг-аге, но вспомни бригадира Селим-Гирея, который и с Владимирскою лентою ушел, и прикажи за сим и его корреспонденциею (чрез жидов) с пруссаками и поляками прилежное око иметь. Что ни Мавроений, ни визирь тебя, моего воспитанника, [431] не окупят, о сем не сумневаюсь, а корреспонденция с поляками и пруссаками чрез Яссы ближе, нежели чрез Италию.
431
Эти два слова — приписка над строкою.
В рескрипте найдешь разрешения, кои ты требуешь о мире и крепостях3. Князя же в Молдавию теперь наименовать никак не удобно: сие точный повод будет Прусскому двору к поспешению своего злого намерения, которое и без того уже другой год отдаляем с трудностию и противу лихих затей которого теперь необходимо нужно войск, о коих, как для обороны границ назначенных, так и для Армии Обсервационной, какие полки имянно? откуда? когда? и куда отправляются? и к которому времени поспеют? да и кого Генерал[ами] советуешь определить? — пришли ко мне скорее сведения.
Пришло на ум, невозможно ли тебе употребить большую сумму денег моих на тех, кто из кредитных при Порте и миру способствовать могут. Пожалуй, постарайся. Ты скорее в них успеешь, нежели они в тебе. Прощай, мой друг, Бог с тобою, будь здоров и щастлив.
Марта 19 ч., 1790
Я чрез Валериана Алек[сандровича] посылаю к тебе алкораны, кои ты у меня просил, а он сего же дня едет.
1045. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 10 марта из Ясс я получила и весьма жалею о твоей болезни, и крайне она меня безпокоит. Дай Боже скорее услышать о твоем выздоровлении. Великая теперича нужда о скорейшей присылке от тебя обещанной репортиции войск в Обсервационной паче армии, понеже от нее зависит, так-то сказать, целость и безопасность Империи. А враги висят на носу. Штакельбергово письмо к тебе — безумное, я приказала его отозвать, а Булгакова назначила посланником в Польше. Из рескрипта и к нему приложенных бумаг увидишь, колико стараются постыдными делами вовлещи нас в унизение и посрамление1
Известие есть, что с стороны Силезии пруссаки в движении.
Adieu, mon cher Ami, portes Vous bien.
Бог с тобою и да даст тебе всякий успех.
Марта 30 ч., 1790 г.
1046. Г. А. Потемкин — Екатерине II
Яссы. 1-е апреля [1790]
Матушка Всемилостивейшая Государыня. Помириться без дальнего выигрыша и все силы обратить на известную сторону. Но нужно, чтобы австрийцы не оставили и начали бы вместе. Правда, что нелегко их согласить с турками.
Вы из рапортиций, матушка, изволили видеть, сколь легка будет армия, противу турок действующая. Но она бы была достаточна, когда бы, взявши меньшую округу для охранения, стали б нажидать на себя. Но разойтиться с цесарцами нельзя, их выгонят, конечно.
Я еще, матушка, не могу оправиться. Слабость такая, что взошед на лестницу, делаюсь без памяти. Может хорошее время поправит.
Из Вены я получаю столько безделицы, но что касается до разположений королевских и общих мыслей в рассуждении союза нашего, — нет ни слова. Что получил из Варшавы, здесь подношу1. Вот, матушка, от министров наших польза: узнаем худое только как уже исполнится.
Поздравляю с Воскресением Спасителя нашего и молю, чтоб Он помог Вам так, как и во всех тесных обстоятельствах был всегда Ваш и России избавитель. По смерть
вернейший и благодарнейший
подданный
Князь Потемкин Таврический
1047. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 18 марта получа, на оные сим ответствую. Что ты болен был, о том весьма жалею и желаю скорее услышать о возстановлении силы и здоровья твоего.
Касательно совета твоего, чтоб скорее помириться с турками, ты уже получил (после отправления твоих писем от 18 марта) во всем и всех статьях совершенное от меня разрешение. И естьли турки не вовсе ослеплены каверзами прусскими, то, кажется, нельзя не приступить к миру. О смене Штакельберга и определении Булгакова приказания посланы. Меры, тобою взятые для обороны границ и на случай разрыва для действия и исполнения плана, весьма хороши. Желательно же было бы только для вящего здесь спокойствия, чтоб сверх кордона по такой обширной границе можно было иметь в околичности Риги резервный корпус тысяч от пятнадцати до двадцати, который в состоянии был бы всегда двинуться в здешнем краю, куда нужда укажет, для отпору на случай, естьли бы Король Прусский обратил что-нибудь к ближним отсюда нашим границам. И для сего и чтоб таковой корпус отделить, как в существе для нас безполезно настоять более на зделание в Швеции конституции (чтоб Король невластен был начать войну), понеже он всякую нарушит, ему, Королю, ныне зделано чрез Гишпанского министра внушение о мире по приезде его в Финляндию, на которое ответ Короля Шведского покажет прямые его намерения. Но, между тем, нельзя не действовать усильно на сухом пути и на море, понеже шведские флоты, как корабельный, так и галерный или армейские, выходят в море.
В Вене сменять посла не нахожу нужды, ибо дела делать здесь можно с их послом. Князь Голицын тамо приятен, а ежели при нем кто нужен послать, то разве Графа Андрея Разумовского.
О казаках из мещан — в Российские города неудобно, понеже сие требует соображения с городовым положением, а противуречить своим же учреждениям я не нахожу приличности. Ничего на свете так не желаю, как мира, а тогда я, чаю, не найду нигде охотников наказать Бранденбургского Курфюрста за все его обиды и неправду, и я так уверена, как здесь сижу, что он останется безвреден. Вот как я применяться к обстоятельствам приучилась. Мы выиграем время, колико можно; но, выиграв, об заклад бьюся, что будет ничего, а великодушно скажем: «Бог с ними, что с ними связываться?» 1