Екатерининский парк
Шрифт:
– Я? – Заболоцкая обернулась и секунду смотрела на Екатерину Андреевну с недоумением. – Гуляла.
– Сколько с тобой живу, столько не могу понять: почему мы всегда завтракаем в комнате, а чай вечером пьём на кухне? – сказал Чайкин.
– Вот в этом твоя проблема, Андрюша, – ответила Екатерина Андреевна, подавая ему перламутровую чашку с дымящимся крепким чаем. – Ты никогда не задаёшь интересующие тебя вопросы вовремя. А это одна из важнейших черт настоящего сыщика.
– Я не сыщик,
– Хороший полицейский должен быть сыщиком.
– Ой, ладно, тёть Кать, я уже это слышал. Ты так и не ответила на мой вопрос.
– Про вечерний чай?
– Ну да.
Екатерина Андреевна пожала плечами.
– Привычка.
– Что значит «привычка»?
– Привычка – это сила, которая не даёт миру разлететься на тысячу мелких осколков, – процитировала Екатерина Андреевна.
– М-м, – с пониманием промычал Чайкин.
– Даже не поинтересуешься, кто это сказал?
– Я всё равно не запомню.
– Уильям Сидней Портер.
– Точно не запомню.
– Более известный как О. Генри.
– Как тебе это удаётся?
– Что?
– Всё помнить.
– Я просто много читаю. И тебе советую – не только уголовные дела.
– Ну вот, опять твои нотации! – обиделся Чайкин и, залпом выпив чай, встал из-за стола и вышел из кухни. – Спасибо, – бросил он на ходу.
– Даже не поинтересуешься, откуда взялась такая привычка? – спросила вслед Екатерина Андреевна.
Чайкин помедлил и вернулся на кухню. Екатерина Андреевна наполнила его чашку чаем. Чайкин сел за стол и выжидающе уставился на тётю.
– Всё очень просто! – сказала она. – Если ты ещё не забыл, людям благовоспитанным пищу полагается принимать в столовой. Равно как и напитки. Но поскольку отдельной столовой у нас, к сожалению, нет, мы для этой цели приспособили гостиную, куда поставили обеденный стол, доставшийся ещё от моей бабушки. Утром, когда весь день впереди, можно заставить себя соблюсти этикет: накрыть на стол и позавтракать в комнате. А вечером… так неохота таскать туда-сюда посуду!
Екатерина Андреевна звонко рассмеялась. Чайкин не смог сдержать улыбки, потом фыркнул и неприлично громко расхохотался.
– Ладно, – сказала, успокоившись, Екатерина Андреевна, – расскажи мне лучше, чем у вас там всё закончилось с Морозовым?
– Да ничем, – ответил Чайкин. – Есть показания свидетелей, Морозов всё упорно отрицает, особенно после того, как поговорил с этой, с Заболоцкой. Зря мы пустили её к Морозову.
– Почему же?
– Потому что теперь он упёрся как бык: ничего не знаю, ничего не ведаю. Но ведь что-то там взорвалось?
– Правильно. Только надо сперва найти мотив, так? А у Морозова, насколько я понимаю, мотива не было. Может, они там и повздорили на лодке, но… На «Американскую трагедию» что-то непохоже. И насколько я поняла, им нечего было делить. В отличие от той страстной брюнетки, Заболоцкой.
Чайкин приподнял бровь.
– Ей
– Ну и что?
– Ты не представляешь, на что способна женщина в гневе. Особенно, если её лишают предмета обожания.
– Ну, это уже прямо какие-то средневековые страсти, – возразил Чайкин.
– Страсти во все времена одинаковые. Поверь мне, что-то есть в этой Заболоцкой. Мне кажется, она как-то причастна к трагедии в парке.
– Тёть Кать, вот тут я с тобой не соглашусь. Ты выдвигаешь совершенно необоснованные обвинения.
– Во-первых, это пока ещё не обвинения, а предположения. А во-вторых, почему же необоснованные? Мне так подсказывает моя интуиция.
– Интуиция – это не знание, и даже не догадка.
– Ещё Дюма сказал: предчувствовать – это больше, чем знать. А я чувствую, что она ещё та штучка, вредная и злобная. Под стать твоему начальнику, у них даже фамилии похожие. В общем, присмотрись к Заболоцкой.
– Сан Саныч!
Чайкин ворвался в кабинет будто ошпаренный.
– Что ещё?
У Завадского с самого утра было паршивое настроение, поэтому он не ожидал ничего хорошего. Точнее, это настроение у его было ещё со вчерашнего дня, когда ему так и не удалось расколоть строптивого Морозова, да ещё пришлось уступить под натиском этой… девицы, Заболоцкой. А всё из-за Чайкиной старухи, будь она неладна!
– Экспертиза Сан Саныч! – прокричал ему в самое ухо Чайкин.
– Какая экспертиза?
– По вчерашнему происшествию.
– Так быстро?
– Ну да, – гордо произнёс Чайкин, приосанившись. – Нашёл подход к экспертам, и вуаля! – Он помахал в воздухе бумажкой.
– Не томи душу!
– Э-э… – Чайкин заглянул в бумагу. – На теле жертвы обнаружены следы гидроксида натрия.
– Натрия? – переспросил Завадский.
– Натрия, – подтвердил Чайкин.
– Но это же… – Завадский задумался.
– Каустическая сода. Я, правда, не помню, чем она отличается от обычной…
– Тем, что её нельзя принимать внутрь… Но при чем тут сода? Она же… не взрывается.
– Вот и я не понимаю, – признался Чайкин.
– А что же ты мне тут изображал радость открытия?
– Я думал, вы знаете, что это может означать.
– Думал он, – проворчал Завадский. – Ты слишком подвержен влиянию своей тёти. Она заставляет тебя много думать, и всё больше не о том, о чём нужно.
– Но я…
– Если бы ты мне сообщил, что обнаружил следы тола, я бы, может, и обрадовался. А ты пришёл с содой! Что мне теперь с этой содой делать? Может, там ещё соль была? Или сахар? Твою мать! – Завадский хлопнул ладонью по столу. – Ни одной нормальной улики!
Он сурово посмотрел на Чайкина, у которого был такой виноватый вид, будто бы это он сам специально примешал к делу соду.