Экипаж Большого Друга
Шрифт:
Как я могу объяснить в двух словах? Так и сказал:
— Это долго объяснять. Но не враг я вам, это точно. Давайте так — кто-нибудь из вас поднимется на борт, и мы договоримся.
После короткой паузы:
— Ага, жди! Будто мы не знаем, зачем вы народ увозите, суки. Огонь!
Тут за нас взялись по-настоящему. Катер держался, но по экрану замелькали сообщения о множественных повреждениях. Я уселся на место канонира, навёл прицел на вершины деревьев и дал залп по кругу. Поляна осветилась, как днём, деревья стали ниже. Стрельба смолкла. Ладно, пусть подумают. Я решил, что связь с
— Слушаю, Саша, — голос глухой, «с трещиной».
— Здравствуй Иван. Ты где сейчас? Как у тебя…
— Я неподалёку от Москвы… от того места, где она была. Я теперь бездетный, холостой сирота. Как и многие выжившие.
Надежды на спасение его семьи были призрачными с самого начала. Но когда вот так… просто и почти бесчувственно…
— Ты не молчи, капитан. Не знаешь, что сказать, как утешить? Правильно, не надо слов. Хватит слов. Что там у вас?
Я прокашлялся.
— Тут нас обстреляли. Какие-то военные. Повредили «патиссон», лететь мы не можем. Ты не мог бы нас подхватить?
— Нет проблем, командир. Вы ещё в Городе?
— Да, в центре. Я дам пеленг.
— Вылетаем. Конец связи.
Тут, наконец, дозрели и налётчики:
— Ладно, уроды, мы позже вами займёмся. Недосуг нам. Да и ваши, небось, спешат на помощь. Зато мы теперь знаем, как с вами воевать. А бить мы вас будем до последнего гада. Уходим, бойцы.
Разведка боем, значит. Чем же им так не угодили шааяне? Алёна дала единственный правильный ответ:
— Не стоит искать логических объяснений. В обстановке безумия разум бессилен, — а закончила чисто по-женски: — Бедный Ваня, как же он ещё держится?
Приближение Ивана я почувствовал без коммуникатора, шёпот его мыслей возник неожиданно:
— Как вы там? Мы на подлёте. Ага, вижу вас.
Алёна меня опередила:
— Здравствуй, Ваня. Они ушли. Безумные военные, нашли нового врага.
Через внешние микрофоны донесся рев двигателей, к свету прожекторов добавился синеватый оттенок от реактивного выхлопа. Иван посадил машину почти впритирку к нашей, шеф-пилот, ничего не скажешь. На мониторе видно, как распахнулся люк. Иван в полевом костюме с «тюльпаном» в руке быстро сбежал по пандусу, а через минуту стоял в тамбуре нашего катера. Он деактивировал шлем, и я вздрогнул, увидев его лицо. Ожоги и ссадины покрыли его, не оставив живого места. Мы прошли в рубку, я представил:
— Полковник Стратов. Пётр и Анна Кальмановские. Максим Легкоступов. Будьте знакомы.
Вопросов и приветствий не последовало, Иван сразу заговорил о деле, и снова я не узнал его голос:
— Кто-то родил слух, что шааяне везут к себе наших, чтобы разобрать на запчасти. Тем, кто ещё здесь остался, приходится туго. Но диски взяли столько пассажиров, сколько могли, и ушли из зоны. На орбите вас ждут, надо торопиться.
Стоп. Как это «вас»? Видно, мысль опять прозвучала громко, Иван откликнулся:
— Я остаюсь. Хватит, налетался. Ты прости меня, капитан, но дальше — без меня. Я военный, я должен был погибнуть здесь. А раз уж выжил, то останусь. До конца.
— Но, послушай! Мы… — я выдал ему наш с Петькой разговор. — А здесь ты…
— Нет, Саш, я не
А на улице нас ждала засада. Мы прошли ровно половину расстояния между катерами, я, Алёна и Иван выстроились треугольником, стараясь прикрыть незащищённых ничем Анюту, Петьку и Макса. Прожекторы на обоих «патиссонах» погасили, шлемы позволяли видеть и в полной темноте.
Выстрелы раздались сразу с двух сторон. Несколько пуль попало в меня, сбивая с ног, но рухнул я целенаправленно, подмял под себя Аньку. Алёна упала, я чувствовал её страх и обиду. Иван без паузы открыл огонь из «тюльпана», молча, изредка шипя сквозь зубы, когда в него попадали.
— Вань, скажи своим, пусть пугнут бортовым орудием, — предложил я голосом.
— Не умеют они. Не успел объяснить.
Зажглись прожектора, выхватывая из темноты быстрые тени. Из открывшихся люков катера раздались выстрелы, завязался бой, абсурдный, невероятный, невозможный. Алёна вскочила, вскрикнула от боли, но стрелять не стала. Сначала она просто стояла под градом пуль и повторяла про себя: «Я запомню. Запомню всё». Я видел её глазами — вот Иван в полуприсяде бьёт очередями, вот равнодушные ко всему вековые деревья городского парка, вот я вцепившийся в землю, рядом Петя и Максим. Она наклонилась над лежащим неподвижно Максом, заглянула ему в лицо. Мёртв — понял я.
И тут Алёна сделала то, что может сделать только русская женщина. Я с ужасом увидел, как свернулся валиком её шлем, не крик, а вой «нееет!» вырвался у меня, но она ответила «молчи». Пуля попала ей в плечо, она пошатнулась, но устояла, её голос перекрыл пальбу, он прозвучал зло, но не злобно:
— Люди! Вы люди или звери?! Вы потеряли всё, но останьтесь хотя бы людьми! Лишь тот человек, кто останется им и в аду. Так будьте же вы людьми!
Стрельба прекратилась. Кто-то за деревьями удивлённо произнёс:
— Это ж девчонка! — в наступившей тишине голос прозвучал отчётливо.
Они могли и не расслышать ее слов, но стрелять в «девчонку» не смогли.
Иван свернул шлем:
— Солдаты! Я полковник ВВС России Иван Стратов. Среди нас нет шааян, — он помолчал, сказал устало: — Давайте поговорим, мужики.
А мы с Алёной услышали его мысленный шепот:
— Спасибо, Алёнушка. Мы все тут обезумели. И прости.
На поляну начали выходить люди в камуфляже. Подтянутые, лиц не разглядеть за защитными масками, оружия на них висело столько, что казалось странным, как они ещё двигаются. Вперёд вышел невысокий, коренастый, отрапортовал, обращаясь к Ивану:
— Капитан Семенченко, военная разведка. Со мной пятьдесят человек… было.
— Что ж ты наделал, капитан? — Иван говорил почти шёпотом.
Я тем временем освободил Анну, мы опустились на колени возле Петьки и Макса. Максим мёртв, пуля попала в лицо, страшно. Петя лежал с открытыми глазами, и столько боли я увидел там, что не выдержал, отвернулся. Анюта молчала, сдерживая слёзы. Я рванулся, было, в катер за аптечкой, но Петька схватил меня за рукав:
— Сань, ты Анюту не бросай. Помоги ей. Защити. Прошу.