Эксцессия

Бэнкс Иэн

Итак, почти человеческая подпрограмма оглядывала поле боя, чувствуя некоторую грусть при мысли о том, что диораму, вероятно, придется разобрать. Еще горше были мысли о том, что от живых существ тоже придется избавиться и на борту не останется ни обитателей морских глубин, воздушных высот и атмосферы газового гиганта, ни женщины.

Мысли его обратились к женщине. Даджейль Гэлиан в некотором смысле была первопричиной всего этого, семенем, пустившим ростки всего остального, той единственной, кого корабль жаждал отыскать и душе которой – живой или спящей – он твердо вознамерился предоставить убежище, как только отринул стандарты Культуры. Теперь убежище осквернено, ее придется выгрузить вместе с остальными бродяжками,

приблудными скитальцами и россыпями спящих душ. То, что он должен был исполнить, вынуждало его нарушить обещание, некогда данное ей, – а ведь ее жизнь и без того была полна нарушенных обещаний. Разумеется, он загладит свою вину, но для этого придется взять на себя новые обязательства – и, похоже, сдержать прошлые обещания. Что ж, довольно и этого.

В неподвижной диораме что-то мелькнуло; Аморфия взглянул в ту сторону и увидел черную птицу Грависойку, летящую над полем. Еще одно движение. Переступая через поверженных бойцов и обходя застывших на скаку всадников и бегущих солдат, Аморфия прошел между парой весьма убедительных столбов взметнувшегося в воздух грунта (тут разорвалось два пушечных ядра) и пересек небольшой, багряный от крови ручей, после чего оказался в другой части диорамы, где три дрона реактивационной команды парили над пробужденным человеком.

Как правило, люди предпочитали, чтобы их пробуждали дома, в знакомой обстановке и в присутствии друзей, но в последние десятилетия, по мере того как диорамы становились все более впечатляющими, зазвучали необычные просьбы о пробуждении прямо здесь, в гуще событий.

Аморфия опустился на корточки рядом с женщиной, изображавшей поверженного солдата; мундир, обагренный кровью, продырявили пули. Она лежала на спине, моргая на солнечном свету, а над ней вились автономники. Сползший шлем скафандра лежал в траве, будто резиновая маска, обнажив бледное, чуть одутловатое лицо. Бритая голова странным образом придавала старухе сходство с голеньким младенцем.

– Добрый день. – Аморфия взял женщину за руку и осторожно стянул с ее пальцев гелевый слой скафандра, вывернув его наизнанку, как перчатку.

– Кто… – прошептала женщина, сглотнув слюну; глаза у нее слезились.

Сиклейр-Наджаса Креписе Инце Стахаль да’Мапин поступила на Хранение тридцать один год назад в возрасте трехсот восьмидесяти шести лет. Критерий реактивации: весть о появлении очередного Избранного Мессии на планете Ишейс. Она изучала основную религию этого мира и пожелала присутствовать при Возвеличении будущего Спасителя, который должен быть появиться в ближайшие двести лет.

Ее губы искривились от кашля.

– Сколько… – начала она и снова закашлялась.

– Всего тридцать один стандартный год, – сообщил Аморфия.

Женщина недоверчиво прищурилась, потом улыбнулась:

– Недолго.

Несмотря на преклонный возраст, она быстро пришла в себя и уже через несколько минут поднялась и взяла Аморфию за руку. В сопровождении трех дронов оба направились через поле боя к ближайшему краю диорамы и остановились на пригорке, изображавшем Четвертую высоту, – именно оттуда Аморфия недавно обозревал экспозицию. Аватар ощущал далекое, чуть саднящее чувство утраты, вызванное отсутствием женщины в картине. Раньше ее место сразу занял бы другой Принятый на Хранение, но теперь заменить ее было некем – разве что разобрать другую диораму.

Женщина огляделась и покачала головой.

Аморфия догадался, о чем она думает.

– Ужасное зрелище, – произнес он. – Но это последнее грандиозное сражение в истории Кслефьер-Примы, и то, что оно произошло на такой ранней стадии технологического развития, делает честь гуманоидным видам.

– Знаю, – промолвила женщина, обернувшись к Аморфии. – Впечатляющее зрелище. Да уж, вам есть чем гордиться.

II

Исследовательский

корабль «Мир – залог изобилия» из клана Звездочетов Пятой флотилии эленчей-зететиков прочесывал малоизученную область Верхнего Листовихря в стандартном режиме случайного поиска. Он и еще семь кораблей клана Звездочетов покинули обиталище под названием Ярус в 4.28.725.500 и семенами рассеялись в недрах Вихря, пожелав друг другу удачи и понимая, что могут никогда больше не увидеться.

Прошел месяц, но корабль пока не обнаружил ничего особенного – лишь не нанесенный на карты космический мусор. Он зарегистрировал также сигнал – вероятно, следствие резонанса в пространственно-временном клубке позади корабля – о том, что за ним следует еще одно судно, однако представители других цивилизаций нередко увязывались за звездолетами эленчей-зететиков.

Эленчи некогда были частью Культуры, однако полторы тысячи лет назад несколько орбиталищ и множество Скал, кораблей, дронов и людей предпочли отклониться от магистральной линии развития. Как правило, Культура пыталась оставаться неизменной, хотя и поощряла стремление менее развитых цивилизаций к изменениям, выступая в роли беспристрастного посредника Вовлеченных – более развитых культур, игроков нынешнего раунда великой галактической партии.

Эленчи желали менять себя, а не других. Они стремились открывать неведомые цивилизации не для того, чтобы изменить их, а чтобы изменяться самим. В идеале любой эленч – Скала, корабль, дрон или человек – при неоднократных встречах с представителями более стабильных цивилизаций (к примеру, той же Культуры) каждый раз должен был являться в совершенно иной ипостаси; предполагалось, что эти изменения служили бы наглядным свидетельством контакта с другими цивилизациями, у которых эленчи заимствовали новые технологии для трансформации своего организма и новые знания для совершенствования своего разума. Поиск всеобъемлющей истины, которую не могла даровать им Культура со своим монософистским подходом, стал для эленчей призванием, миссией, священным долгом.

Как и следовало ожидать, такой подход принес весьма разнообразные результаты; эленчийские флотилии уходили в экспедиции – и не возвращались, либо пропадая навсегда, либо добровольно присоединяясь к другим цивилизациям.

А некогда, в незапамятные времена, это проявилось в чрезвычайно радикальной форме: один из кораблей превратился в ОРАГО – Объединение Роевых Агрессивных Гегемонизирующих Объектов, эгоистичных самовоспроизводящихся организмов, намеренных превращать любую встреченную ими материю в свои копии. Помимо обычного истребления, которое всегда оставалось одним из вариантов, были и другие способы справиться с этой проблемой и постепенно преобразить вышеупомянутые Объекты из Агрессивных в Евангелические, но если такие Объекты особенно упорствовали, люди погибали и способствовали тем самым осуществлению их неприглядных захватнических замыслов.

Сейчас эленчи редко сталкивались с подобными проблемами, но продолжали постоянно меняться. В каком-то смысле принадлежность к эленчам означала – даже в большей мере, чем принадлежность к Культуре, – определенную позицию, а не вхождение в состав четко очерченной группы людей или кораблей. Части эленчийской цивилизации постоянно поглощались и переваривались другими частями или вовсе исчезали, но к эленчам постоянно присоединялись другие индивиды и группы – выходцы как из Культуры, так и из других обществ, гуманоидных и не только; благодаря частой сменяемости разумных существ и производных идей эленчи стали одной из самых быстроразвивающихся Вовлеченных цивилизаций. Однако же, несмотря на все вышесказанное и, вероятно, как раз потому, что речь шла об особом мироощущении, о некоем меме, эленчи развили в себе способность – предположительно унаследованную от материнской цивилизации – сохранять относительную устойчивость среди постоянных перемен.