Эксцессия
Шрифт:
Но скорость в десять раз меньше его собственной. Странно. Казалось, автономника аккуратно вычленили из внезапно возникшей массы материи. Или опять же Переместили.
Дрон снова сфокусировался на себе, на запечатанных ядрах своего ментального субстрата и предупреждениях. «Нет, больше терпеть нельзя», – подумал он.
Он обследовал два ядра. «ПРОШЛОЕ» – гласила метка на первом из них. Второе обозначалось просто «2/2».
«Ну-ну», – подумал дрон.
Он вскрыл первое ядро и нашел там свои воспоминания.
II
Генар-Хофен, со всех сторон омываемый струями воды, парил в антигравитационной
Он стал ждать: какое чувство не выдержит первым?
Разумеется, мозг не смог остаться равнодушным к тому, что Генар-Хофен задыхался. Внезапно он обнаружил, что полностью проснулся и машет руками, как утопающий немодифицированный человек, страстно желая сделать вдох, но боясь сделать это из-за скопления водяных шариков. Глаза его распахнулись. Он увидел кислородную маску с загубником и схватил ее. Вдохнул. Ох, светло-то как, аж слепит! Глаза уменьшили яркость. Вот так лучше.
Что ж, пожалуй, на сегодня душа хватит.
– Выключить. Выключить, – несколько раз пробормотал он в маску.
Вода продолжала поступать. Он вспомнил, что модуль с ним не общается: вчера вечером Генар-Хофен приказал скафандру не принимать больше никаких вызовов. Видимо, в ответ на такое безответственное поведение модуль решил вести себя по-ребячески. Генар-Хофен вздохнул.
К счастью, в душе имелся выключатель. Струи исчезли, в кабинку стала понемногу возвращаться гравитация, и Генар-Хофен медленно опустился вместе с водяными шариками. Включился Отражатель. Пока уходили остатки воды, Генар-Хофен осмотрел себя: втянул живот, выпятил подбородок, повернул голову, добиваясь наилучшего ракурса, и пригладил несколько вставших дыбом светлых кудряшек.
– Ну что ж, – сказал он в пространство, – я чувствую себя хреново, но выгляжу по-прежнему отлично.
Наверное, даже модуль в кои-то веки его не слушал.
– Прости, что поторопил, – сказал образ дяди Тишлина.
– А, ничего, – промычал он с полным ртом фейлиного стейка и тут же запил мясо теплым травяным отваром – лучшим средством от недосыпа, если верить модулю. Вкус был мерзким, так что это походило на правду. А может, модуль просто отпустил очередную шуточку.
– Выспался? – спросил образ дядюшки, сидевший напротив Генар-Хофена в столовой модуля – очаровательном просторном помещении, полном цветов и фарфоровой посуды.
На три стены столовой проецировались – похоже, в реальном времени – виды залитой солнцем горной долины, которая на самом деле находилась за пол-Галактики отсюда. За спиной голографического гостя, у стены, парил маленький дрон-сервировщик.
– Целых два часа проспал, – ответил Генар-Хофен.
В общем-то, узнав о голографическом визите дядюшки, Генар-Хофен мог бы секретировать стимулянт, позволявший бодрствовать всю ночь, и к этому времени уже разобрался бы с делом, но его совершенно не прельщали неизбежные побочные эффекты, а кроме того, он хотел показать, что не собирается повиноваться только потому, что его любимого дядюшку заставили отправить семантико-сигнальный
Поэтому он лег и поспал хорошо – хотя, пожалуй, и недолго, – а сообщение от дяди Тишлина, терпеливо перебирая свою абстрактную семантику, дожидалось его в ядре ИИ-модуля.
Пока что они лишь обменялись несколькими общими фразами, поболтали о старых временах – отчасти, конечно, с целью убедить Генар-Хофена, что образ послан его дядей и что ОО делают ему огромное одолжение, отправляя не один, а два личностных слепка, в расчете подбить Генар-Хофена на… необходимый им поступок. (Нельзя было также исключать, что голограмма на самом деле – мастерская подделка, сфабрикованная ОО, но это уже отдавало откровенной паранойей.)
– Я так понимаю, – сказал голографический Тишлин, – что у тебя выдался удачный вечер.
– Ага, оторвался по полной.
Тишлин озадаченно посмотрел на него. Генар-Хофен проследил за переменой на лице голографического образа и задумался над тем, насколько совершенно воспроизведен его дядя в этом слепке, закодированном – или, если угодно, живущем – в ядре ИИ-модуля. Это создание послано сюда в виде цифровых последовательностей, чтобы склонить его к сотрудничеству с Особыми Обстоятельствами. Способно ли оно испытывать подлинные эмоции или всего лишь притворяется?
«Черт, а ведь мне и впрямь хреново, – подумал Генар-Хофен. – О таких вещах я со студенческих времен не задумывался».
– И как же ты отрываешься по полной с этими… чужаками? – недоуменно спросил дядюшка.
– Все зависит от подхода, – загадочно ответил Генар-Хофен, отрезая кусочек стейка.
– Но ты же не можешь пить и есть с ними, по-настоящему касаться их, проникаться их желаниями… – продолжил Тишлин, наморщив лоб.
Генар-Хофен пожал плечами.
– Это нечто вроде перевоплощения, – сказал он. – Дело привычки. – Он жевал мясо, пока дядина программа, или как ее там, осмысливала услышанное, а потом наставил на голографического гостя столовый нож. – Кстати, вот это мне и хотелось бы получить в обмен на мое – пусть и маловероятное – согласие исполнить их поручение.
– Что именно? – откинулся в кресле Тишлин, скрестив руки.
– Я хочу стать Хамом.
Брови Тишлина взметнулись.
– Чего ты хочешь, мальчик мой? – переспросил он.
– Хотя бы на время. – Генар-Хофен повернул голову к автономнику позади; машина поспешно приблизилась и наполнила стакан отваром. – Мне нужно тело Хама, чтобы я иногда мог в него входить и… становиться одним из них. Уподобляться им. Общаться с ними. И никаких проблем в этом не вижу. Я им не раз объяснял, что это заметно улучшит отношения Хамов с Культурой. Я смогу их лучше понять, войти в их общество. От дипломата именно эта хренотень и требуется! – Он рыгнул. – И это возможно. Вон даже модуль эту процедуру способен провести, но отказывается, потому что, видите ли, не положено, он уже справки наводил. Да я и сам все стандартные отговорки знаю, но все равно – идея отличная. Мне точно понравится – конечно, если я в любой момент могу перескочить обратно в свое тело… Дядюшка, по-твоему, это возмутительно?