Ёксель-моксель
Шрифт:
Валяется Валера на полу, кровища из рассеченного лба хлещет.
Жена в растерянности вокруг суетится. Вроде насмерть не убила, дышит, а если дураком сделала? Одно дело каждый день обзываться: дурак! дурак! — совсем другое, когда на самом деле придурок.
Валерка баламут баламутом, зато добытчик, каких поискать надо. Все домой тащит.
Побежала соседку звать. Вдвоем начали охать. И что-то жена на кухню выскочила, а соседка шепчет: «Валерочка, миленький, хорошенький, золотенький, очнись!» И гладит его по плечу.
А Валерка
Жена вернулась к «бесчувственному» Валерке.
— Ой, — паникует, — что делать?
— Скорую вызывать, — соседка говорит. — Как случилось?
— Полез лампочку менять, поскользнулся и головой об супницу!
Скорую Валерка не хотел. Как бы приходя в себя, с закрытыми глазами слабо выдохнул:
— Шампанского.
— Ой, у нас нет, — всплеснула руками жена.
— Сейчас! — побежала к себе соседка.
Жена бережно приподняла голову Валерки, соседка поднесла к губам кружку, щедро наполненную аристократической жидкостью. Валерка сделал пол-литровый глоток, раскрыл глаза.
— Где я? — продолжал валять ваньку.
— Дома, Валерочка! — сказала жена. — Ты, со стола падая, ударился.
— Дома, — обрадовалась соседка, глаза ее искрились счастьем за Валерку, как шампанское пузырьками.
Надо сказать, муж соседки последние годы напропалую торчал в гараже.
«Эх, доберусь до тебя! — зажегся в пораженной супницей голове коварный план. — Ой, доберусь!»
В связи с этим возникает вопрос: если и вправду доберется и шурымурное произойдет, опять в первую голову соседка будет крайняя? А муж ни за что ни про что шикарные рога обретет?
Согласитесь, есть предмет для раздумий. Лично я затрудняюсь дать категоричный ответ. Поэтому категорически гараж не покупаю.
ВОЗМЕЗДИЕ ИЗ-ПОД КРОВАТИ
Федя Быстров — не Федя, а электровеник. Только что рядом стоял, глядь — уже и след простыл. Причем, сначала раскочегарится, а уж потом на лету подумает: туда ли разогнался? Походка — не понять, то ли с рыси на шаг переходит, то ли сейчас в галоп сорвется. Жена Клава ходить с ним не переваривает. Как ни мельтешит ногами, вцепившись в мужа, все одно не поспевает за его рысиным галопом. Разозлится:
— Да чтоб я с тобой куда-нибудь еще пошла!..
Федя осознает ошибку, умерит походку… минут на пять, а потом опять удила закусит, аллюр три креста, держи-лови…
На тему жены приключился с Федей презабавный случай. Разлетелся утром Федя на работу, а его дядя Леня из соседнего подъезда окликает:
— Федя, с кем это твоя жинка который день на обед приезжает?
— Ты, дядь Лень, глаза в кучу собери в следующий раз, — приостановился Федя из уважения к старшим, — моя дома не обедает, с собой берет.
— Не знаю, не знаю, — качает головой дядя Леня, —
Махнул рукой Федя, отстань, мол, но шагов через сто заинтересовался, а если и вправду завела хахаля? Крутнул лыжи обратно, черт с ней с работой, можно и опоздать, если керосином запахло.
Обследуя супружескую кровать, нашел между подушками блондинистый волос. Жена была брюнетка, а Федя по скорбной причине лысения стригся накоротко.
«Убью!» — взвился над кроватью раненый в сердце супруг, но жены дома не было.
А когда он, отпросившись перед обедом с работы, торопился домой вершить правосудие, вспомнилась сообразно случаю картина детства. Как мчались вдоль села в сторону летнего заката лесник Красненко и тракторист льнозавода Эдик Маркаров. Говоруну Эдику в тот раз было не до разговоров. Поминутно оглядываясь, он резво переставлял босыми ногами. Красненко был в полной служебной форме — сапоги, темно-синяя гимнастерка с петлицами, фуражка с зеленым околышком. Эдик бежал налегке. Даже без трусов. Но несмотря на это весовое преимущество, оторваться от преследователя не мог. Красненко примагниченно бухал сапогами следом. При этом ширял Эдику пониже спины консервным ножом. Лицо и шея у Эдика были черные от загара, остальная кожа — сметанно белая, и только задница — как брусникой обсыпана.
Красненко, неожиданно вернувшись из тайги, застал жену в постели с Эдиком. Почему лесник-медвежатник схватил не охотничий нож, а консервный, Федя не знал, но сейчас подумалось: путный нож об пакостника марать не захотел. И специально выбрал объектом мести самое несерьезное место организма. Эдика с той поры звали Решето.
«Я тоже Клавкиному хахалю отперфорирую задницу консервным ножом», — решил Федя.
Есть у них один, с деревянной ручкой. Жало не длинное, но в самый раз дырок на долгую память оставить.
«Да еще прогоню голозадым по микрорайону!»
Дома Федя достал выбранное орудие мести, ударом молотка выправил погнутое о банки лезвие. Ржавчину снимать не стал. Пусть вдобавок загноится задница.
И задумался — где спрятаться в ожидании секс-голубков? Накрыть их должен в такой момент, когда козе понятно — преступление налицо, можно приступать к исполнению приговора.
Федя сунулся в шкаф и через минуту вывалился оттуда, хватая ртом воздух. Не успел надышаться, в двери заскрежетал ключ.
Федя нырнул под супружескую кровать. Как раньше не додумался укрыться здесь? Рукой подать до событий и полная конспирация.
— Погоди, хорошая, сам тебя разую, — раздался в коридоре мужской голос.
«Прямо с порога оголяются!» — гневно подумал под кроватью Федя и достал из кармана консервный нож.
Перед глазами появились две пары ног. Мужская — сорок пятого размера, женская — с тщательным педикюром. «Ишь, как к свиданию приготовилась!» Федя изо всех сил ухватился за ножку кровати, дабы не выскочить на любовников раньше времени.