Экскурсия в прошлое
Шрифт:
— У нас всё было по-другому…
Печка представляла собой каменный, или может быть кирпичный, из-под извёстки не было видно, что там внутри, куб, точнее, прямоугольник почти под самый потолок. Настоящую русскую печь мне довелось увидеть чуть позже, и она совсем не была похожа на нашу. Поддувало находилось в комнатушке перед туалетом, а в комнате со стороны двери, чуть выше пояса взрослого человека, находилось квадратное отверстие с железным дном. В этой импровизированной духовке мать подогревала еду. А готовила в кухне на грубе, так называли печку с чугунными кругами над огнём. Если убрать все круги, то пламя было открытым, что соответствовало большому огню в газовой плите. Если надо было сделать пламя меньше, добавляли круги вплоть до полного отсечения огня. Но про кухню чуток позже.
Шкаф, привезённый с севера, до сих пор жив, а за окном 2014
О чём мог мечтать маленький мальчик? Конечно, об игрушках, конфетах, сказках… Меня завораживала разноцветная игра света. Я и на улице любил торчать у ёлок и смотреть на цветные огни. Очень любил смотреть в окна. Там всегда было интересно.
(Фото № 22 — Начало 60-х годов — А. А. Кузёма)
Однажды совершенно случайно, а может и не совсем случайно, оказался у бревенчатого двухэтажного дома. Из окна напротив лился ровный, приятный глазу мягкий голубоватый свет лампы дневного освещения. В то время такое освещение было в новинку. Сквозь тюль просматривалась комната. Слева в дальнем углу располагалась высокая кровать, видно с периной, так как была она неестественно высока, накрытая красивым покрывалом с кистями по краям. Справа виднелся телевизор на коротких ножках. Под самим окном находился круглый стол (что за дикая любовь там была у людей к круглым столам?! У нас в доме тоже был круглый стол, у соседей был круглый стол…). Слева от окна выглядывала огромная цветущая китайская роза. Это было здорово! Среди глубоких снегов нежные цветы юга! Прямо посреди стола пристроилась на высокой тонкой ножке хрустальная ваза, наполненная до краёв апельсинами и шикарными, громадными персиками. Шкурка последних была так тонка, что даже сквозь примёрзшее стекло просвечивала мягкая, сочная плоть. Вглубь комнаты видно не было, так как я стоял ниже края окна, и потому приходилось немного задирать голову, чтобы рассмотреть всё это добро. Мешали видеть внутренность помещения, также, и наклеенные прямо на стекло бумажные украшения. Да и портьеры были слегка сдвинуты. Я смотрел не потому, что мечтал о жилье, я просто смотрел, мне нравилось смотреть в красивые комнаты. Если за окном было пусто, я просто уходил. Меня никто не гонял. К примеру, в своё окно я смотреть не любил. Там было скучно. Не любил смотреть в окна магазинов. А вот витрины с конфетами просто обожал разглядывать. Этикетки на винных бутылках были такими яркими, что не обратить на них внимание было просто кощунством. Любил сидеть на холме в тундре и часами смотреть вдаль, или в воду. На трапах устраивался и смотрел на солнце сквозь воду. А мне всё говорили, не смотри, ослепнешь… Я боялся, но всё равно смотрел.
Бараки
Вы когда-нибудь в жизни видели дома-бараки? Нет?! И правильно. Чего на них смотреть. Дома, как дома. Низенькие, длинные, с маленькими окошками. С громадными, пузатыми тамбурами вместо парадных. Фантасты свои шлюзы не придумывали, они их просто срисовали с этих домов. Это сейчас и здесь сплошные архитектурные излишества, а там, на далёком севере, не до этого. Выжить бы да не замёрзнуть… Хотя с другой стороны, какой идиот решил, что тут дома строить надо? Кочевники против нас идеалы потому, что не только любят свою землю, но и ценят её. Пусть подсознательно, но суть-то от этого не меняется. О чём я? Да о том, что тундровый покров восстанавливается не за год, и даже не за 10 лет. Сотни лет пройдут, прежде чем зарастёт то безобразие, которое творили люди со своей
Барак, где жил я с родителями, имел два входа, громогласно объявленных парадными!.. Если стоять лицом к дому, наш подъезд находился справа. Обширный тамбур, за ним дверь в общий коридор. Слева дверь в комнату, где жили Смирновы. Справа комната Вихровых. Перед дверями располагались поддувала. Пол под ними был обит железными листами на тот случай, если вдруг выпадет уголёк, чтоб не загорелось.
С этими печами у меня особые отношения. Был печальный случай, был.
Играя в коридоре с Павликом, мы бегали с табуретками, изображали себя шофёрами в автомобилях. Носились мы друг другу навстречу, создавая впечатление активного движения. И вот, когда я оказался у входной двери, из комнаты Смирновых вышла тётя Рая и давай шерудить кочергой в печи. Дело обычное. Необычным было то, что, разбивая кусок угля, она не заметила, как из печи вылетел уголёк и залетел мне за шиворот. От страха и боли я зажал уголёк воротником рубашки. Боль была адская. Орал я, конечно, как слон. Помню лишь, что мама просила отпустить рубашку, чтоб вынуть уголёк. Но я не отпускал.
С тех пор у меня остался шрам от ожога чуть ниже шеи. У отца в том же самом месте было два таких шрама, доставшихся ему в подарок от горения в танке.
Но продолжим знакомство с внутренним строением барака.
Эти две комнаты были самыми большими. Дальше коридор упирался в кухню. Но перед ней он раздваивался, то есть раздавался в обе стороны. В глубине находились двери других комнат. Справа тёти Жени, что работала в профилактории, слева наша.
Слева от кухни была дверь в туалет, где находилось поддувало нашей печки. Тётя Женя топила свою комнату из кухни. Справа в углу располагалось поддувало её печи.
Слева в кухне вдоль стены туалета стояли столы. Где, чей был, не знаю. Наш был прямо, у самого окна, и располагался вдоль. Подоконник увеличивал полезную площадь нашего расположения.
Все жили по-разному. Разделения на более богатых или нищих не было. У тёти Жени я почти не бывал, но, заглядывая из коридора в распахнутую настежь дверь, наблюдал почти пустую комнату — шкаф, прямо напротив дверей, и маленький столик у окна. Кровати я не видел, потому как она, скорее всего, скрывалась слева за печкой, в самом тёплом углу. Ведь комната тёти Жени была угловой, и наверняка очень холодной.
У Вихровых приходилось бывать чаще, однако не настолько, чтоб посмотреть телевизор. Что-то я никак не могу припомнить, чтоб нас приглашали посмотреть хоть один мультик?.. Хотя нет, вру! Как-то раз было, но тёти Тамары и её дочери Светы дома не было, а пригласил меня посмотреть её сын Игорь. Больше такого не повторялось. У них у первых в нашем доме появился «Рекорд». Позже, почти одновременно у нас «Знамя» и у Смирновых. Правда, какой у них, не помню.
Радиоприёмник с проигрывателем первым появился у Смирновых, потом у нас. А вот у Вихровых я такого не помню.
Ещё помню, что у Вихровых под окном стоял стол, заваленный книгами, там же стоял и телевизор.
У Смирновых я бывал чаще. У них за печкой стояла кровать, слева от окна, а справа в углу телевизор и радиоприёмник с проигрывателем внизу. Где был шкаф и кровати детей, не помню. Зато сохранился портрет, где я сфотографирован на фоне их печки, в зелёном, лыжном костюмчике. Если внимательно посмотреть на фотографию, то можно увидеть трещинки в извёстке. Кто-то пригласил фотографа, и в доме устроили день фотографирования. Такой же портретик должен быть и у Павлика Смирнова. Когда мы переехали на юг, я очень часто разглядывал этот портрет, и вспоминал…
На фасад выходили окна тёти Тамары Вихровой, если стоять лицом к тамбуру, то справа. Тамбур — это такая пристройка перед основной дверью в здание. Кстати сказать, что все двери у нас открывались внутрь. Представьте себе утро после пурги?! Попробуйте открыть дверь наружу!.. Вот именно. А ещё там стояла громадная пустая бочка. В неё складывали снег после того, как открывали дверь. Как использовалась вода из этой бочки, я не помню. Скорее всего мыли посуду, потому как за питьевой водой надо было идти к колонке, которая находилась не так уж и близко. Хотя, вполне возможно, что просто выливали оттого, что чистым снег бывал лишь несколько часов, позже он покрывался тонкой плёнкой чёрной сажи, и в употребление не годился. Но это лишь предположение. Как было на самом деле, увы, не знаю.