Экспансия - 2
Шрифт:
– Надо, - обернувшись к нему, тихо сказала Криста.– Чтобы добили тех гадов, кто уцелел...
– Это ты про тех, кто сегодня был у нас в гостях?
Женщина ничего не ответила, пошла вниз по крутым лестницам еще быстрее; подвал был сложен из красного кирпича; балки крашены яркой белой краской; кое-где видны глыбы кремня, не задекорированные новым дизайном, кремень таил в себе запах пороха и о ж и д а е м о г о огня. Память выборочна, она хранит в себе стереотипы, но в зависимости от уровня интеллекта того или иного человека высверкивает такая аналогия, по которой
<Это она сказала про кремневую ожидаемость огня или я подумал об этом?>– спросил себя Роумэн. По тому, как хозяин, рассмеявшись, ответил Кристине, что об этом ему говорил великий дон Пио Барроха, он понял, что Криста сказала именно то, о чем он только что думал.
– Мы действительно летим к тебе в Штаты?– спросила Криста.
– Да.
– Когда?
– Потом, ладно?
Она показала глазами на спину хозяина, который двинулся к следующей двери, что вела в бодегу, и Роумэн чуть кивнул ей в ответ.
– Я веду вас в святая святых, - пояснял между тем хозяин, спускаясь первым.– Здесь мы храним лучшие вина из Ламанчи, от сеньора Дон Кихота, даем только самым уважаемым гостям. Вы, - он улыбнулся, - получите от меня одну из этих бутылок. Правда. Вот эту, - добавил он, взяв с металлического стеллажа старую бутылку; так, однако, только казалось - пыль обсыпалась, и стала явственно видна свежая этикетка. <Ну, хитрецы, - понял Роумэн, - они специально присыпают новую бутылку пылью и землей, чтобы она за месяц приобрела соответствующую товарную ценность: "пятнадцатилетняя выдержка"!>
– Ах, я всегда путаю стеллажи, - смутившись, заметил хозяин.– Винами занимается мой младший, Доминго... Эта бутылка свежая, позапрошлогодняя. Правда.
<Зачем врать в малости, - подумал Роумэн.– Это же та мелочь, которая ставит под сомнение в с е г о человека. Ну отчего мы столь эгоцентричны, что полагаем, будто другие не заметят то, что заметил ты сам?!>
Когда они поднялись в зал, столик уже накрыли; свет, однако, п р и т у ш и л и, хотя народу за те минуты, пока их не было, стало, казалось, еще больше, - четыре часа утра, разгар мадридского веселья...
– В чем дело?– спросил Роумэн хозяина.– Будет сюрприз?
– Да, - ответил тот.– Ко мне попросились два безработных артиста. Я их кормлю и пою, пока они ищут себе антрепренера, а по ночам за это раза два они выступают перед постоянными гостями. Один наш, Педро Оливьера, другой француз, - как же я ненавижу эту нацию скряг, если б вы знали! Правда! Извращены, жадны до глупости и при этом огромный гонор! Но фокусничает этот парень хорошо, убедитесь сами... Очень странный парень, он к тому же рисует и прекрасно играет на скрипке. Правда. Я спросил его, отчего бы ему не поступить в оркестр, а он ответил... Знаете, что он ответил?
– Знаю, - сказала Криста.– Он ответил, что лучше быть <звездой> в маленьком, но своем деле, чем последней скрипкой в самом лучшем оркестре.
– Вы знакомы с ним?– удивился хозяин, и по тому, к а к он удивился, Роумэн понял, что Криста угадала. <А я бы ответил иначе, спроси он меня, а не Кристу. Я бы ответил так: "Фокус -
Фокусник был маленький, сутулый, причем он не и г р а л сутулость, он действительно был таким, с круглыми водянистыми глазами; веки набухшие, видимо, болен парень, почки или сердце.
Он достал из кармана старого, лоснящегося фрака пачку <Дукадо>, открыл ее, вынул сигарету, протянул людям, сидевшим ближе всех к нему, попросил пощупать - достойным жестом, ничего от клоуна, который хочет рассмешить собравшихся, нет, просто человек делает свою работу: <Сейчас я стану вас дурить, а вы поймайте меня, попробуйте-ка, тогда можете освистать, прогнать взашей, опозорить, только сначала поймайте, вы же за этим пришли сюда; когда вы смотрите мою работу, вам более всего хочется з а м е т и т ь, как я дурю вас, бедные вы мои люди, но я не доставлю вам этого удовольствия, не ждите; фокус - математика, ее понимают единицы из миллионов; наука избранных; холодная, отрешенная, а потому чуть снисходительная к другим, но очень при этом требовательная>.
Сигарету фокуснику вернули, он легко бросил ее в угол рта, сжевал, достал следующую и так же легко, поймав ее ртом, прожевал, словно кусок торта. И так он сжевал все сигареты, одну за другой, - двадцать штук; он не стал икать, хвататься за живот, изображая резь в кишечнике (Роумэн, кстати, ощутил ее), или падать на пол, дрыгая ногами, а можно было бы: здесь любят предметное выявление состояния, люди платят деньги за то, чтобы в и д е т ь.
Он постоял несколько секунд в задумчивости, обводя притихших посетителей своим грустным взглядом, а потом - неожиданно хлопнув ладонями над головой - начал пускать из носа, ушей, рта клубы табачного дыма, а после выплюнул на пол к у с о к огня и, не поклонившись даже, ушел, потому, видимо, что над ним слишком уж животно смеялись...
– Ты заметил, какие у него руки?– спросила Криста.
– Да. Странно, у него испанские руки. В Прадо...– начал было он и запнулся.– В Прадо, - повторил он, - ты можешь заметить, что у тех испанцев, которые позировали Эль Греко, Гойе, но особенно Мурильо, апостольские, указующие руки. У этого - такие же.
– Ты споткнулся, когда помянул Прадо... Почему? Оттого, что именно там меня видели с Кемпом?
– Да.
– Ты думал, что упоминанием Прадо можешь обидеть меня?
– Да, пожалуй. Но мне самому тоже было неприятно произносить это слово, хотя я так любил его раньше...
– Отведешь меня завтра в Прадо?
– Конечно.
– Я там р а б о т а л а, - сказала Криста чуть не по слогам, поэтому не смела смотреть живопись.
– Ты хочешь сейчас выговориться про свою р а б о т у?– спросил он. Можешь, если тебе это надо.
– Я не знаю, чего я хочу, милый... Не сердись... Я должна тебе рассказать...
Она не успела закончить, потому что вышел второй фокусник, испанец, и все зрители зааплодировали ему, выражая свою симпатию сдержанным дружеским <оле!>