Экспансия
Шрифт:
И тут и деваха, и ее брат выдали акопельно «Плач Ярославны». Мы с Геркулом только переглянулись и пожали плечами. Помер «Максим», ну и хрен с ним, за копали его «мать его…». Так должно было случиться, это и произошло. А меня распирало спросить еще и про Юрия Владимировича, но не стал. Если и это событие случится, так вообще все удалось и можно строить планы на далекое будущее.
— Пошли! — сказал я, не желая находится более в горнице с пока выжившими детьми боярина Кучки, тем более, что те начали слишком громко рыдать.
Пусть поплачут, это еще не понимают,
Мы с Геркулом вышли из горницы Улиты, осмотрелись, кроме нашей стражи чуть дальше, на входе на женскую половину терема, никого не было. Первым вопрос задал я:
— Как настроен ростовский князь?
— Как ты говоришь, рвет и мечет. Он настроился уже на то, то владения Кучки будут его, — отвечал Геркул. — А тут понимает, что дети боярина живы и их убийство — это уже серьезный грех, да еще и при свидетелях: мы с тобой и наши люди и есть свидетели.
Иного я и не ожидал. Вопрос только: насколько далеко в своих желаниях может пойти князь? Не закружится ли у него голова от успехов. Подумает, что разгромил сильный боярский заговор, тут еще и рязанско-муромские князья вступили в переговоры, а половцы и мордва, которых они привели на русские земли, скорее всего, уйдут в своих кочевья, зима все-таки. Так чего с Братством общаться, можно же так же разгромить.
— С князем нужно было решать! — сказал Геркул, посмотрел мне прямо в глаза. — Раз и навсегда.
Я посмотрел на витязя-брата, но промолчал. Разговор с ним о роли ростовского князя был и намеков прозвучало немерено. Переходы, длинной в неделю и больше, дают много времени для разговоров — почти что единственным развлечением в пути. Ожидал я от Геркула такого предложения, что Юрия Владимировича можно под шумок и того… Но я все еще надеялся на то, что проблему с князем решит один лишь выстрел Боброка.
В это время подошел воин, посланный разведать обстановку во дворе усадьбы и в целом по Кучково. Все, как и предполагалось. Уже закончился, или почти закончился, разгром боярского войска. Часть воинов Кучки, судя по всему, закрылась в домах-казармах и хотят вступить в переговоры, ну а тех, кто не успел укрыться, или продолжал сражаться, добивают. Начинался грабеж, в котором мы должны были участвовать не на последних ролях. Но пока в отстающих.
— Тысяцкий, княжьи люди собираются вышибать двери в тереме и идти на приступ, — с нотками паники сообщал прибежавший десятник, должный следить за входом в дом боярина. — Нам как? Бить их? Али как? Прикажешь будем биться!
— Мой выход, — сказал я и, поправив кольчугу, надев шелом, поспешил на двор.
Два десятка воинов присоединились ко мне на выходе из терема. Это все те же ратники Фомы и десяток Боброка, без самого десятника. Главный вход в терем распахнулся и моему взору открылась толпа ратников, которые ощетинились копьями
— Уберите оружие! — выкрикнул я, добавляя в свои слова максимум властности, насколько только мой нынешний голос способен.
Подействовало лишь частично. Оружие княжьи люди не убрали, но пыл несколько поумерили и оставались на своих местах, молчали, давая возможность говорить без надрыва.
— Мне нужно переговорить с князем, а пока вы оставите меня и моих людей в покое, — говорил я решительным тоном.
— А ты кто таков? — прозвучал вопрос, я даже не заметил кто спрашивал, будто это был озвучен коллективный интерес.
— Я тот, кто право имеет и говорить и требовать. Я тысяцкий Братства Владислав Богоярович, — не без доли пафоса заявил я.
Пошли шепотки. Слухи разносятся в этом времени быстро, даже удивительно как именно. И о том, что в Братстве, почитай, третьим по значимости человеком является некий отрок, явно знали многие. Знали, но я своим лицом особо не торгую, чтобы узнавали, как киноактера какого. Но есть еще нюанс — в существующей реальности просто невозможно приписывать себе чужое имя. Это выходит за рамки понимания и восприятия людей. Может подобное явление и стало, станет, в будущем залогом успеха всякого рода лжедмитриев. Так что если я сказал, что являюсь тысяцким Братства, так оно и есть.
— Что происходит? — послышался голос, который я узнал, несмотря на то, что слышал его лишь раз.
На красивом вороном коне к нам поскакал княжич Андрей Юрьевич. Юноша, но полный величественности и важности, прогарцевал между воинами Братства и княжьими, взирая то на одних, то на других. Заострил он свое внимание и на мне.
— Мне не по душе хитрости всякие, тысяцкий Владислав, и думаю я, что ты решил обмануть и боярина Кучку, ныне почившего и отца моего. Нам нужно говорить, моему отцу нужно с тобой говорить. Следуй за мной, тысяцкий! — сказал княжич и направил своего коня к воротам.
Коня я нашел быстро, просто отобрал у одного воина из сотни Геркула. Андрей Юрьевич не оставил возможности ему возразить, ускакал и нужно было догонять княжича.
Проезжая двор, а после и выезжая из ворот детинца, я видел множество трупов или же корчащихся в предсмертной агонии людей. Даже сотня погибших — это уже ужасающая картина, а тут было не менее трех сотен воинов. Кто-то нашел свою смерть на лестнице, штурмуя ее, кто-то лежал с обезображенным лицом и головой, опаленной до черепа из-за действия кипящего масла.
Вот и потеряла Русь еще три сотни убитыми тут, у ворот, да не менее двух сотен в иных местах в Кучково. Если прибавить к тому, что три сотни загублено было во время ловушки, устроенной старшему сыну бояринаКучки, Ивана, то чуть ли не серьезная часть потенциального общерусского войска погибла. А возьми эти ратники, да пойди на мордву, черемисов, даже булгар или помогать остаткам славян, которых уничтожают германцы… И не надо убивать, не обязательно кровью действовать. Большие и сильные армии могут быстро принуждать к миру, нужному Руси миру и фактом своего присутствия.