Экспансия
Шрифт:
— А ты посмотри, там, под прессом из досок, — усмехнулся сын погибшего Кроти.
Этот молодой мужчина так хотел себя проявить, так стремился оказаться полезным, что очень даже быстро стал понимать, что я от него хочу… Ни много, ни мало, а желаю производить бумагу в товарном количестве. Слишком многого хочу? Потерял связь с реальностью? Нет, отнюдь.
В своей прошлой жизни я дважды видел, как изготавливают бумагу, причем, по средневековым технологиям. Например, в белорусском замке в местечке Мир, был на мастер-классе по производству бумаги. Ну, а еще раньше я участвовал,
Такие вещи не вычитать в книгах. Когда руки почувствовали каждый процесс, технология стала более чем понятна. У меня даже возникали мысли пробовать делать свою бумагу, так, баловства ради, но начались тяжелые времена и вместо лотка с жидкостью, из которой получается бумага, я взял в руки автомат.
Ничего сложного в том, чтобы сделать бумагу, я не заметил ни тогда, в будущем, и сейчас не вижу препятствий. Рогоза имеется в округе в большом количестве, речка Нерль вся в камыше, на болотах, лесных озерах, так же все в этих растениях. Местные говорят, что порой только им и спасались от голода, но так и не уничтожили растения. Есть немного льна, есть известняк, чтобы чуть отбелить листы, мука и крахмал.
Создать большой чан-бассейн — не проблема. Измельчить материал, те же льняные ткани, нити, рогозу, причем, как размягченные стебли растения, так и околоцветник с пухом, не составляет никакого труда. Добавить сюда еще немного крахмала и муки, ну и воды. Все это максимально сильно сбить, перемешать. После брать в форму, рамы, у нас они примерно размером А3. Заливать туда полученное вещество, просушить, вынуть и «электрическим утюгом все это выгладить». Ну, а за неимением оного, просто положить бумагу под пресс из досок и камней.
Вот и все, вся технология, за которой стоит много работы, но при этом не нужно семи пядей во лбу или получить большой опыт, чтобы создать, по сути для Руси, уникальный продукт. Продавать бумагу можно и нужно за дорого. Если даже двадцать листов бумаги будут стоить, как один лист пергамента, это будет такая бешенная выгода, что скоро здесь, в Кротово, где и будет бумажное производство, можно дворцы строить, нанимая мастеров из Византии или из Венеции. Да хоть из Китая.
— Ну, дай-ка я сам сделаю! — сказал я.
После взял одну из двадцати рамок, зачерпнул в нее вязкой белесой субстанции, выровнял, оставил чуть подсушиться, после тряпицей протер, и под пресс. Все — лист бумаги готов.
— Порсай, мы с тобой уже говорили о том, что нельзя никому рассказывать, как мы делаем бумагу… да, это называется — бумага. Так вот, я напоминаю тебе… Не подставляй ни себя, ни иных, молчите о том, как вы работаете, — решительно говорил я. — За такие тайны убивают, знай это!
Все равно собираюсь учреждать что-то вроде полиции, нельзя без стражи, без контроля за людьми, да и за воинами тоже. Думаю, что после ряда консультаций со мной, с такой задачей сможет справится Ефрем. Столько планируется производств, что без контроля за носителями технологий,
Покинув бумажную мастерскую в прекрасном расположении духа, я направился в храм, к Спиридону. Давненько я не общался с нашим братским капелланом. А тут он только что прибыл из Ростова, где должен был стать свидетелем событий, которые последовали после мучительной смерти князя Юрия Владимировича.
С собой в храм я нес три листа бумаги. И пусть она с шероховатостями, бледно-серая, но явно это то, на чем можно и нужно писать. То, что можно и нужно продавать. И вот для этого тоже мне нужен был такой торговец, как Арон.
— Что слышно, друг мой Спиридон? — спрашивал я с порога церкви, осеняя себя крестом.
— Слышно, друг мой тысяцкий, что мне новый храм нужен. Прихожан в десять раз больше, чем вмешает церковь, — с порога начал тут жаловаться Спирка. — Ты обещал, что строительство начнется скоро.
Я остановился, подбоченился и стал пристально рассматривать Спиридона.
— Что? Что не так? — крутился Спирка в поисках несоответствия внешнего вида. — Рясу измазал? Где?
— Ты куда моего друга Спирку дел? А? Признавайся! Мой друг с порога не станет требовать, а обрадуется приходу моему, — шутливо говорил я.
— А я-то думал… Ведешь себя в храме, как нехристь какой, а еще и тысяцкий Братства, — раскусил спектакль Спиридон. — Чего пришел-то, спросить чего? Да я и сам думал наведаться к тебе. Есть то, что и богоугодно рассказать. Ты же за этим пришел, узнать, что да как в Ростове делается?
— И это тоже, — согласился я.
— Ну, а зачем еще? Не наведать же меня, не спросить, как мне тут, в этом храме живется, где и службу добрую не провести… — причитал Спирка.
— Все, хватит уже этих стенаний по новой церкви. Я сказал тебе, что по весне начнем строить новый храм, а через год я думаю и каменную церковь начать ставить, — перебил я Спиридона. — Вот смотри! Что скажешь?
Я протянул три листа бумаги нашему настоятелю храма апостола Андрея Первозванного. Спиридон крутил, мял бумагу, даже на зуб ее попробовал.
— Что это? — спросил после долгих манипуляций Спирка.
— Бумага это. Попробуй на ней что-нибудь написать! — сказал я.
Минут пятнадцать Спиридон искал чернила, а потом еще, высунув язык, минут пять затачивал перо, но в итоге стал выводить буквы на бумаге.
— Пишет! — радостно сказал настоятель храма. — А сколько много у тебя таких листов?
— Может быть, очень много, — сказал я, понимая, что «очень много» — это тысяча, не больше листов.
Для того, чтобы переписать на пергаменте книгу, ту же Библию, нужно забить до тысячи животных. Лучше, конечно бычков, можно даже не рожденных еще. И что это по деньгам выходит? Катастрофа! Такую книгу может позволить себе только что епископ, ну, или Спиридон, которому в подарок досталось Евангелие на греческом языке, присланное митрополитом. Такая книга — это стоимость одной большой деревни, ну или чуть ли не половину от тех земель, что мне дали на пользование. Хотя тут нужно смотреть по степени развитости селений.