Экспедиционный корпус

Лопатин Георгий

Но поскольку с авиацией у немцев было похуже, чем у французов, то франкам все же удавалось прорваться в глубину занятой немцами территории и увидеть, что противник подтянули резервы, коих все еще хватало несмотря на вот уже почти как месяц идущую на Восточном фронте русского наступления, ага, того самого — «Брусиловского прорыва», призванного отвлечь немцев от пресловутого Вердена, где франки практически сели в лужу.

Собственно такие залеты, как понял Климов, являлись своеобразной провокацией со стороны франков, заставляя немцев начать атаку как можно

быстрее. Дескать сосредоточение войск франками обнаружено, значит позиции где-то ослаблены, чем французы могут воспользоваться и ударить именно по этим ослабленным местам в лини обороны. А значит, чтобы этого не произошло, надо бить первыми и тем самым вынудить французов перебрасывать сои силы к месту удара, а не атаковать в свою очередь ослабленные позиции немцев.

В общем одно цепляло другое и, по сути, пошла цепная реакция, кою уже при всем желании стало не остановить. Потому как если даже вернуть немецкие части назад, то франки все равно ударят, раз уж начался процесс сбора и подтягивания резервом к участку с «русским батальоном».

Обстрел длился уже час и мог продлиться еще столько же, а то и еще больше. Как уже было сказано, проблем с боеприпасами фрицы не испытывали. Как Михаил узнал от все того же лейтенанта, на данном участке фронта концентрация полевых орудий со стороны немцев достигла ста пятидесяти стволов на километр с двумя тысячами выстрелов на каждое орудие, пусть и в среднем.

Иногда землю сотрясало особенно сильно, так что вздрагивало все убежище и дело даже не в близком попадании, а в калибре упавшего снаряда.

«Этот точно от гаубицы в триста пять миллиметров — «чемодан»», — подумал Климов, отплевываясь от заполнившей убежище глиняной пыли и дополнительно промыл глаза полив на лицо из фляжки.

Но в основном били из орудий калибром в двести десять и еще чаще — сто пятьдесят пять миллиметров. За час нахождения под обстрелом он научился различать их по взрывам.

«Но это еще хорошо, что по данным разведки нет «Большой Берты», — подумал он. — От ее снаряда в четыреста двадцать миллиметров, упади он даже рядом, наше убежище может и не уцелеть…»

Хотя на разведчиков в этом вопросе полагаться не стоило. Могли банально не увидеть или немцы могли подогнать ББ незадолго до начала артподготовки и в любой момент обрушить ее снаряды на траншеи. Но Михаил молился, чтобы фрицы использовали этого монстра против французской артиллерии, что было бы логичнее…

«Кстати, что там с артой франков? Ведут контрбатарейную борьбу? — подумал он, чтобы думать хоть о чем-то и отвлечься от мыслей о возможном прямом попадании снаряда в их блиндаж. — Или сразу по немчикам долбят, что приготовились к атаке?»

После каждого близкого взрыва лейтенант выскакивал посмотреть, не ранило или вовсе не убило ли наблюдателя. Но пока наблюдателю везло, только лишь землей его обсыпало, долбя комьями по каске.

Кажется, что обстрел длился целую вечность напрочь деморализуя и более того, подводя психику к опасной черте за которой человека ждало безумие, тихое или буйное, но это уже не принципиально

для слетевшего с катушек.

Бадум!

Убежище вздрогнуло особенно сильно и из коридора ведущего наверх ударила упругая воздушная волна пополам с землей, так что сразу заложило уши, а от громкого звука в них сильно зазвенело. Более того, коридор буквально схлопнулся и перекосило стену с потолком, так что множество бревен треснули, а некоторые вырвало из пазов.

К счастью, на такой случай имелся запасной.

Лейтенант бросился наружу и следом за ним Климов.

Одного взгляда хватило, чтобы оценить сильное повреждение траншеи от близкого взрыва «чемодана» прилетевшего точно в траншею. От наблюдательного поста, осталась лишь воронка, а от французского наблюдателя не осталось и мокрого пятна.

— Данилов! — проорал Климов в сильно поврежденный, но все же уцелевший основной проход ведущий в солдатское убежище. — Твоя очередь заступать на наблюдательный пункт! И перископ прихвати! Живее давай!

— А где?.. — пробормотал вылезший из убежища солдат.

— В лучших из миров солдат! Прыгай в воронку. Народная мудрость гласит, что в одну воронку снаряд дважды не прилетает! Так что тебе бояться нечего!

— Точно, вашбродь?..

— Вот и проверим! Давай, не ссы! Свисток не забыл?

— Нет, вашбродь… вот он… — показал висящий не шее большой «боцманский» свисток солдат.

— Ну тогда все в порядке. Не зевай! Как только увидишь фрицев, свисти, что есть мочи!

— Я помню, вашбродь…

Михаил Климов вместе с лейтенантом спустились в солдатское убежище.

Собственно, на данном участке осталось лишь одно отделение, так называемое боевое охранение плюс пулеметная команда во второй лини окопов. Все остальные солдаты с началом артподготовки немцев спешно отошли во второй эшелон обороны, располагавшийся в трех километрах позади первой линии обороны.

— Ну что солдаты, ссымся, или уже сремся? — спросил он.

— Сремся, вашбродь! — с истеричной радостью ответил солдат как раз сидевший на параше.

Помещение действительно густо и резко воняло поносом, что называется, аж глаза резало, так что хоть противогаз одевай. Дополнительной причиной одеть противогаз служило висевшее под потолком плотное, практически «грозовое», облако табачного дыма. Ибо курили нервничающие солдаты не переставая.

— Ну хоть не в штаны! Или и в штаны уже успели нагадить?!

— Только обоссать, вашбродь! — раздался еще чей-то голос с оттенком истеричной радости.

— Ну это нормально…

Ба-бах!

Убежище вздрогнуло. Лейтенант снова выскочил наружу, но быстро вернулся, сказав:

— Цел.

— А-а-а!!! — вдруг заорал один из солдат и вскочив, с безумным взглядом кинулся к выходу.

Его тут же повалили и начали пеленать.

— А-а-а!!! Мы все умрем! Умрем!!! А-а-а!!!

— Конечно умрем! — подошел Михаил к солдату, коего уже подняли с грязного и изрядно заплеванного пола. — Или ты думал, что будешь жить вечно?! Рано или поздно сдохнем все.