Эксперимент. Реальность или Отражение
Шрифт:
Он молча хватает из моих рук телефон и включает его.
— Фак!
— Что там?
И пускай я совершенно его не вижу, лишь слабые, едва уловимые очертания. Зато я прекрасно ощущаю негативную энергетику. А может это просто инстинкт самосохранения выдаёт подобные ощущения, поскольку он упрямо вопит: «Тебе крышка!»
— Так трудно было зарядить телефон?
— К твоему сведению, сегодня я была несколько занята, чтобы отвлекаться на него и увидеть подобный сигнал! — чуть ли не клацая зубами, отбиваю в ответ и обхватываю
— Похоже лифт сломан. Скорей всего работники об этом знают. И раз уж у нас нет как таковой связи, то остаётся ждать.
— Ждать?! Что?! А где твой телефон?
Молчание.
— Эй…
Я протягиваю руку вперёд, но ничего не ощущаю. Пустота.
— Эй! Нечисть!
— У меня тоже сел, — в конце концов слышу я виноватое. Однако вместо очередной злости, я испытываю растерянность.
— Неужели это конец?.. — говорю в пустоту, медленно сползая по стене.
— Эй, крейзи? Какой конец? Мы всего лишь застряли в лифте!
— Ага. И у меня всего лишь клаустрофобия! Черт. — Я обхватываю своё горло руками и сглатываю. — Мне кажется я начинаю задыхаться… О, Боже.
— Что? В смысле? Серьезно?..
— Нет, я так отстойно шучу!
Он снова ругается на привычном ему языке. А затем я неожиданно чувствую его рядом. Мы сидим бок о бок. Плечом к плечу.
Меня едва заметно начинает потряхивать. Я раскачиваюсь из стороны в стороны, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.
— Эй, эй, слышишь?..
Кажется я непроизвольно всхлипываю. Но касания парня заставляют меня замереть на месте.
— Убери руки с моей задницы!
— Сдалась она мне! — тут же огрызается, но руки все-таки убирает. Лишь после я понимаю, что больше не сижу на холодном полу. Вместо этого оказываюсь у него на коленях. Он легонько прижимает мою голову к своей груди, и я поддаюсь.
Снова непроизвольно всхлипнув, чувствуя, как не хватает воздуха, цепляюсь за него пальцами, уткнувшись носом ему в шею.
— Все будет хорошо, — неожиданно тепло, с непоколебимой уверенностью произносит он, и я сглатываю, пытаясь прогнать удушающий ком в горле.
В какой-то момент нос улавливает приятные лесные нотки, словно ручей в лесной чаще, в солнечный день. Холодная, сухая древесина и что-то ещё…
Не знаю. Так пахнет его одеколон или же он сам. А может все вместе. Однако этот аромат кружит голову, заставляя меня на мгновение потеряться в прострации, чувствуя себя так…так защищённо. Как если бы рядом была моя семья, мой дом, я сама.
В мыслях тут же всплывают мамины слова и рассказ Кати. И в следующий момент я невольно дёргаюсь. Однако прежде чем упасть, завалившись назад, Ковалевский поддерживает меня за плечи.
— Ты чего? Совсем плохо?..
«Ага. Твой запах сводит меня с ума!» — проносится в мыслях. Но вместо этого, я растеряно говорю:
— Терпимо.
— Казалось окончание этого дня просто не может быть
На мгновение задерживаю дыхание. Затем хватаю ртом воздух и выдыхаю, резко отстранившись от него.
— По-твоему это я виновата?
Все сомнения и страхи уходят на второй план. Волна злости и негодования снова выступает на опережение.
Какого черта?!
— По-моему, ты сплошная ходячая катастрофа.
— Можно подумать ты — мальчик-одуванчик! Твои движения, там, на улице, были слишком правильными, отточенными. А подобной техникой можно овладеть лишь участвуя в боях.
Я едва ощутимо бью его кулаком по плечу и отворачиваюсь. И пускай не вижу выражение его лица, но отчётливо чувствую напряжение, повисшее между нами.
— Знаешь, беру свои слова обратно.
— Конкретизируй, — фыркаю в ответ, добавив: — Ты слишком много болтаешь.
Он усмехается. Его тело трясётся вместе со мной.
— Эй! Я тебе не мешок с картошкой. Заканчивай!
— Ты такая глупая и непосредственная и в то же время такая умная и внимательная. Как это вообще возможно?..
— Так я угадала? — весело усмехаюсь, припоминая наш диалог, где он признаётся мне в том, что неплохо владеет боевыми искусствами.
Думаю, если бы я не знала подобной информации, то вряд ли догадалась о том, что этот парень вполне мог бы участвовать в различного рода боях. При этом я совершенно пропускаю его высказывание. Ведь он прав. И подобному явлению удивляется не только он, но и Акимова.
Вот, что значит человеческие грани. Временами одни — открываются, даруя нам мудрость, способность анализировать и размышлять. А бывает и так, что на первый план выступают другие, полностью обесценивая первые.
В большинстве из нас какая-либо грань или же сторона преобладает. Берет вверх над разумом или чувствами. Во мне же две эти грани вечно находятся в неком поединке. Поэтому неудивительно, что временами я действительно могу быть до боли глупой и наивной. А временами, наоборот, слишком тонко подмечаю даже самые незначительные детали и могу выдать вполне несвойственные кому-либо, но решаемые идеи.
— Я занимался некоторого рода боевыми искусствами. И, да, парочку раз участвовал в нелегальных боях.
— Так уж и парочку? — не скрывая иронии, говорю я, стараясь разглядеть его лицо. Но тщетно. Лишь слабые отблески теней, которые становятся то мрачнее, то периодами светлее. Как чёрное полотно с редкими проблесками светлых линий, придающих некий контур, из которого складывается видимый образ.
Ковалевский издаёт что-то вроде «Хах», а затем произносит:
— Ладно. Может быть больше, чем парочку.