Эксперимент. Реальность или Отражение
Шрифт:
Что и говорить — все вышло именно так. Я просто влюбился в эти ощущения, а потому частенько не имел ручника, чтобы в любой момент суметь остановиться. Казалось одно мгновение — и все испарится. Неудивительно, что я не раз занимал призовые места, среди которых «первое» было практически моей привычной закономерностью.
Дорога до дома отца занимает около часа. При том, что я еду на мотоцикле, и моя скорость слегка переваливает за отметку «допустимая». Думаю, на автобусе я бы ехал и того больше. Не говоря уже о предсказуемых пробках, в которые бы мы несомненно попали. Ведь маневрировать, подобно грациозной кошке,
Когда я заглушаю двигатель и вынимаю ключи, желание вернуться обратно — становится нестерпимым. Первые секунды, глядя на горящие окна второго этажа богатого коттеджа, выполненного в стиле хай-тек, я мнусь. После чего в нерешительности расстёгиваю ремешок на шлеме, вконец снимая его с себя, как, если бы снимал бронезащиту. Вместо должной ненависти и злости, которую я местами испытываю, иное чувство, в виде волнения и некого предвкушения, выходит на первый план.
Я не видел отца с тех пор, как узнал, что у него будет ещё один ребёнок, не считая нынешнего положения. Тогда я не знал, кто это будет. Да и, честно говоря, мне было плевать. Ведь я всеми фибрами своей души ненавидел этого ребёнка. Поскольку в отличии от меня — у него будет настоящая семья.
Правда затем я вырос. Детские обиды более-менее поутихли, и я понял, как это глупо. Ведь жизнь так непредсказуема. К тому же на тот момент у меня начала завязываться новая жизнь. Если, конечно, бесконечные влипания в различного рода неприятностей — таковым можно считать. Однако мои мысли о возможном брате или же сестре стали сходить на нет. Особенно, когда мама сама пыталась забеременеть, но так и не сумела этого сделать, каждый раз терпя неудачу.
Каждый раз в моей жизни появлялись те или иные обстоятельства, которые вынуждали оставить прошлое позади. В том числе обиды, ненависть, некий недостаток в любви. Задвинуть его на второй план — захлопнуть дверь, словно уход от проблемы, в попытках оставить её решение на неопределённое время.
Я держал в себе все эти чувства много лет, не в силах избавиться от многолетнего груза. Возможно, местами даже детской травмы. Но при этом внешне оставался спокойным и непоколебимым. В какой-то степени случившееся только закалило меня, хотя местами и подпортило. Недаром говорят — все наши проблемы идут из детства. Каждый корень, сокрыт глубоко внутри — там, где таится своего рода кладбище того, о чем мы боимся говорить или же не хотим думать, желая забыть это навсегда.
Кажется, я тоже так поступил. Оставил груз боли за толщей стены, крепко-накрепко забаррикадировав двери. Только вот это совершенно не избавило меня от внутренних проблем. Я по-прежнему чувствовал себя потерянным. Слова недосказанности сжигали изнутри. Временами я даже чувствовал себя виноватым. Не раз отталкивал отца, когда он пытался наладить со мной контакт. Впрочем, как и мать. Первый год я вообще едва ли с кем-нибудь из них нормально разговорил. Вся моя речь чаще всего варьировалась на огрызание и извечных колкостях с издевками.
Поэтому сейчас, стоя напротив каменных ворот, я наконец жму на звонок. Думаю, в одном он прав — нам надо поговорить. Хотя я и не скажу, что действительно к этому готов. Страхи — некие барьеры, вечно отталкивающие нас от цели, есть у каждого. Даже у меня.
Не проходит и секунды — ворота передо мной разъезжаются,
Совру, если скажу что в момент, когда двери дома открываются и на его пороге появляется отец, жестом приглашая меня войти внутрь, мое сердце не бьется, словно загнанная в клетке птица.
— Сынок… — Его взгляд полностью обращён на меня. Со временем суровые, местами угловатые черты лица — смягчились. И, кажется, я впервые вижу некое сияние в его глазах.
— Привет. — Это все, что я могу сказать, едва заметно кинув. После чего, не глядя на него, сную в проход, оказавшись в просторном коридоре, откуда тут же открывается вид на широкую винтовую лестницу, со стеклянными ступенями и белыми вставками по бокам.
Внутреннее убранство полностью соответствует образу богатого бизнесмена, имеющего одну из самых лучших в нашей стране компаний по IT-технологиям. Однако, если приглядеться, можно увидеть множество различных деталей, что делают интерьер в целом — гармоничным и даже уютным.
Не успеваю толком скинуть обувь и кинуть куртку на пуфик, стоящий возле большого напольного зеркала, — взгляд улавливает какое-то движение. Поднимаю голову и натыкаюсь на женщину, что с немыслимой плавностью в движениях спускается вниз.
Рыжая копна волос, словно пламя, тут же бросается в глаза. Легкие завитки касаются острых ключиц. Яркая, тёплая улыбка освещает её лицо. Маленькая россыпь веснушек и ослепительные голубые глаза. Тонкая, практически осиная талия и белоснежная кожа.
Хм. Кажется, теперь в одном я точно могу понять отца…
— Дмитрий, познакомься — это Олеся. Моя жена. — Он переводит взгляд на женщину, и я вижу некоторое волнение, отразившееся на его лице. — Это Дмитрий. Мой сын.
Женщина внимательно меня разглядывает, совершенно не отводя взгляд, как это частенько делают в обществе, дабы их не застукали с поличным. Однако в её глазах я совершенно не вижу злости или же недовольства. Наоборот. В них скрыто любопытство и даже некое…дружелюбие. Затем Олеся неожиданно протягивает мне свою ладонь, ожидая от меня ответного рукопожатия. И, честно говоря, я удивляюсь, но касаюсь её горячей, сухой ладони своими пальцами.
— Приятно познакомится. Олег много о тебе рассказывал, — с улыбкой на губах, произносит нынешняя жена моего отца, и на пару секунд я невольно впадаю в ступор.
Во-первых, даже боюсь представить — что он рассказывал. А, во-вторых, я совершенно не так представлял себя нашу встречу. По крайне мере не ожидал увидеть подобного радушия. А в том, что это было оно — я не сомневался. У меня частенько хороший нюх на ложь. И, если уж на то пошло, то в моей истории одна из девушек явно лжёт, хотя я пока и не понял, что к чему. Но об этом чуть позже…
— Наверное, упоминал, как однажды меня едва ли не посадили? — не могу удержаться от колкой шпильки, по-прежнему удерживая на лице расслабленную ухмылку, что столько лет служит мне защитным механизмом. А потому въелась на подкорке сознания и стала очередной привычкой.
К моему очередному удивлению, эта женщина не теряет былого настроения. На её лице нет и толики растерянности. Вместо этого она лишь шире улыбается, обнажая белые ровные зубы, и произносит с некоторой иронией, но в то же время мягкостью: