Эксперимент
Шрифт:
Лилит потрясывалась от холода, но шла, уверено и бодро и, подойдя к вампиру, она замахнулась и отвесила такую звонку оплеуху, что у нее даже руку свело от боли. Левиафан застыл, разглядывая асфальт, ожесточенно борясь с собой, чтобы не свернуть ей шею.
– Это все, что я могу сказать тебе! Ты не оставил мне сил придумать что-нибудь изысканное и подходящее для тебя. Сказать тебе, что я ненавижу тебя, это равносильно признанию в любви! Я сейчас очень жалею, что у меня в руках нет ничего острого, мне так хочется что-нибудь вонзить тебе вот сюда! – Лилит ткнула пальцем ему в центр лба, между бровей. – Ты истрепал мне все нервы! Нет, я жалею, что у меня нет в руках бензина со спичками, я бы с великим удовольствием отправила тебя к твоему несчастному дружку Мормо! Таким тварям, как вы, нет места среди людей! Мы живые, у нас бьются сердца, гоняют кровь, мы умеем чувствовать, а вы? Куски льда, желающие насытиться чужой кровью, нашей кровью! В
Левиафан, мягко говоря, был шокирован поведением девушки. В нем вскипела такая куча эмоций и чувств, что он сам ударил по машине. Лилит вздрогнула от звука и обернулась назад, и глаза встретились с черными, бездонными глазами, в центре которых кипела красная магма. Левиафан схватил ее за плечи, слегка тряханув и подтащил к себе, крепко обняв. Он глубоко дышал, явно стараясь связать себя морально по рукам, чтобы не причинить ей никакой физической боли.
– Я имею право на слово, но на всякий случай, мне придется тебя зафиксировать, чтобы ты больше не лупила меня по лицу. – Прошептал он ей в самое ухо, крепко прижав к груди и разглядывая даль. – Ты чертов вирус, Лилит! Ты чертов, хренов вирус, жрущий меня всего, понимаешь, всего? И каждый раз, когда я нахожу какое-то решение, противоядие против тебя, ты берешь и мутируешь, приобретая другие формы, штаммы, качества и свойства. И я, как ученый-самоучка ищу, снова исследую, выискивая бесполезное лекарство. Вы живые, с чувствами? Да вы прогнившие трупы, хуже любого вампира, в вас куча трупного яда, который впрыскивается в кожу с идиотским вирусом вроде тебя, и все! Все, дальше ничего нет! Ты знаешь, как я сам бы хотел избавиться от тебя? Знаешь, сколько раз я хотел убить тебя, и сколько раз я пытался это сделать? Знаешь, сколько раз я хотел уйти? Хоть это и не в моем стиле, я никогда не убегаю от проблем, потому что им наплевать, они найдут тебя в любом случае. Знаешь, сколько раз я хотел отойти куда-нибудь на минутку и не вернуться никогда? Знаешь, сколько раз я пытался любить других женщин? Но я не могу ничего сделать, потому что по моим иссохшим венам скачет твой чертов вирус, неизлечимый, непобедимый, настоящая, черт, загадка для ученых! И ты смеешь говорить мне такие вещи, которые ты сейчас сказала? То есть окажись я на твоем месте, было бы все нормально, да просто идеально. Но вот не задача, я не на твоем месте! А ты как всегда не в лучшем положении. Каждая твоя идиотская ловушка и западня, заканчивается тем, что ты сама практически оказываешься в ней, а винишь потом меня! Ты когда-нибудь вообще сама бываешь виновата, или у тебя постоянно кто-то виноват, но только не ты?
– Я… – пискнула Лилит.
– ЗАМОЛЧИ! – он прижал ее еще сильнее. – Замолчи, слышишь, замолчи! И никогда больше не открывай рот! Я не хочу тебя слышать, чувствовать, я вообще не хочу тебя. Я просто хочу, чтобы ты стояла в доме, как третья пальма, красивая, безмолвная и вечная. Как бы я хотел уничтожить тебя, сохранив твое лицо и тело, знаешь, как чучело… Замолчи, Лилит… прекрати пищать, иначе я тебя придушу. Со стороны это выглядит, как будто мы просто обнимаемся и никто ничего не заметит. А если даже и заметит, то все равно пройдет мимо, потому что вы, люди, настолько чувствительны, у вас есть сердца и они гоняют кровь…и вы теплые, но вам настолько наплевать друг на друга! Так что помоги сама себе, просто ЗА-МОЛ-ЧИ!
Лилит и вправду становилось труднее дышать, и она решила перестать пищать и дергаться, ибо с каждым ее движением и писком, разъяренный вампир прижимал ее к себе все сильнее и сильнее. Но в ее венах уже бегали счастливые нотки, потому что он разозлился, потому что все, что он сказал, он чувствует, и ему тоже больно от своей слабости и нерешительности. И все это успокаивало Лилит. Ее успокаивало то, что ей не одной плохо.
Вообще когда кто-то еще страдает наравне с кем-то, сразу становится как-то легче, чувство одиночества куда-то пропадает, и не так плохо становится на самом деле. Человечество любит страдать вместе, оно даже иногда забывает, что страдает. Поэтому слово «конец света» особо-то никого не пугает, подыхать сразу, вместе, со всем миром – прекрасно, главное вместе. А иногда настигает сильнейшее разочарование, ведь кому-то может, везет больше. Падает самолет, кто-то сидит и в ужасе
– Мы едем домой, и там поговорим! И лучше не перечь мне! – прошептала он ей на ухо, подтащил к машине, заснул на сиденье и сел за руль.
– Лилит! – взглянул он на нее.
– Отстань от меня! Правда, Левиафан, отстань… Пожалуйста, отстань… – она не выдержала и зарыдала, закрыв лицо руками.
Вампир отвел глаза в сторону и решил смотреть на дорогу, которая на него никак не реагирует, молчит и не рыдает. Если Лилит успокаивалась за счет истерики, то Левиафан наоборот злился еще больше. Он несся на всех парах, скрипя зубами, пытаясь отвлечь себя от этих хлюпающих и вздыхающих звуков. Но все было бесполезно. Хоть Лилит и рыдала тихо, потому что она не нуждалась в лишнем внимании, Левиафан все равно все слышал так, как будто в мире больше не было ни одного другого звука, кроме слез.
– Хватит! – крикнул он, ударив по рулю, оскаливая длинные, острые зубы, и почти прокусил нижнюю губу. – Хватит этих вздохов, хватит этих слез! Ты сделана изо лжи, Лилит! Я не верю тебе ни на грамм и не желаю слушать эти всхлипывания.
Она резко обернулась к нему, затем открыла бардачок, и все что там было, полетело в вампира. Он что-то кричал, она кричала тоже, и никто не мог остановиться. В салоне машины блуждали две ненависти, которые душили друг друга голыми руками, но убить не могли, так как ненависть действительно бессмертна.
21
Как только машина остановилась у дома, Лилит выскочила из нее и побежала в ванную, смывать грязь и злость. Левиафан небрежно припарковался и неспешно побрел в дом. Он решил отправиться в другую комнату и полюбоваться на чудесный потолок.
В тот момент они видеть друг друга не хотели, боясь навредить кому-нибудь каким-то дивным образом.
День тем временем клонился к вечеру. Погода мрачнела к приходу ночи, небо покрывалось черными тучами, не пуская желтую луну. Вдалеке поблескивала молния, но ветер дул в противоположную сторону, и вроде как бы не собирался нести еще и грозу, хотя и надо было. Конец октября все-таки, возможно, что эта гроза могла быть последней в этой осени.
Лилит досушила волосы и начала красится. Ей совсем не хотелось оставаться наедине с Левиафаном, и плюс, она ненавидела его больше чем кого-либо, так же как и он ее. О совместном вечере и разговора быть не могло. Вот только вампир думал, что они будут в одном доме, но в разных комнатах, в то время как Лилит думала, что она не может находиться с ним даже в одном доме, боясь сжечь его. Поэтому она решила уехать, отдохнуть в каком-нибудь клубе и сделать вид, что Левиафана не существует.
К девяти часам вечера она взяла деньги, села в машину и уехала. Левиафан услышал звук двигателя и усмехнулся, он-то лучше всех знал, куда бы Лилит не уехала, она вернется, потому что ненавидеть и любить можно только находясь рядом друг с другом.
Лилит не стала далеко уезжать, она просто доехала чуть ли не до первого бара и вошла внутрь. Девушка взяла себе выпивку, грузно хлопнулась на стул прямо у бара и начала глушить алкоголь, рассматривая воспоминания и борясь с ненавистью.
Бармен иногда посматривал на нее сочувствующими глазами. По тому, как она сидела было видно, что ей плохо, как никогда еще не было плохо.
Через какое-то время рядом на стуле оказался миловидный молодой человек, лет тридцати. Он также пил крепкое пиво и поглядывал на девушку. Не стесняясь, он заворожено смотрел, на каждое движение девушки. Как тяжелый взгляд изумрудных глаз истошно смотрел прямо перед собой, и иногда тяжелые веки, обрамленные пушистыми ресницами, закрывались, скрывая тоску. А когда они снова открывались, то казалось, что на стол вот-вот упадет слеза. Коричневые тонкие брови принимали жалобный, иногда страдальческий вид, и над ними появлялась пара морщинок.
С каждой минутой мужчине становилось все тяжелее и тяжелее оторвать от нее взгляд, и со временем Лилит заметила этот взгляд. Она развернулась к нему и настойчиво взглянула.
– Я могу чем-то помочь? – спросила она, сама не ожидая от себя такого вопроса.
– Можешь! – улыбнулся он. – Скажи мне, я тут немного запутался! Ты грустная или, может, пьяненькая?
– У меня все вместе… – Усмехнулась Лилит, обращая взор к бокалу.
– Может я смогу помочь? – улыбнулся он. – Дамиан!