Экспериментальный полет

Евсюнин Олег Владимирович

Лифт послушно поднимается на пятый этаж. Рядом с палатой, где лежит привязанный к койке Парнишкин, дежурит навигатор Беляев. Значит, доверие к доктору пока не восстановлено.

— Как он? — кивая в сторону приоткрытой двери, тихо спрашивает Бойо.

— Всю ночь куролесил, но сейчас часа два как поостыл, — тягостно отвечает Серега. — Пока приказано ждать.

— Войти можно?

— Почему бы и нет? Только смотри, аккуратнее там. Сам особо не нервничай, да и его не провоцируй.

— Постараюсь, — Бойо шагнул в палату.

В палате,

на средней койке, с руками, привязанными к боковым ограждениям, с отсутствующим взглядом лежит Парнишкин. Он медленно поворачивает голову в сторону вошедшего, выражение его лица моментально меняется, расплываясь в дружелюбной улыбке. Теперь уже перед Бойо все тот же балагур-весельчак Колька, каким он всегда привык его видеть.

— Привет, ну наконец-то! — радостно, будто ничего не случилось, заявляет привязанный к кровати доктор. — А я вот тут лежу, думаю, придешь — не придешь.

— Вот пришел, — несколько хмуро отвечает ему пилот. — Как ты?

— В общем, вполне сносно, только бинты на предплечьях немного мешают, снять не поможешь?

— Лучше расскажи, что это ты вчера бесился здесь целый день, — никак не отреагировал на просьбу Парнишкина Бойо. — Какая муха тебя укусила?

— Поверишь или нет, но ничего не помню, — доктор, сам ставший пациентом в собственной больнице, лучезарно улыбнулся. Еще немного — и можно даже поверить его словам.

— Свежо предание, да верится с трудом. Так что давай, пой, цветик, не стыдись.

— Да что ты, ей Богу! Я ведь действительно ничего не помню. Так, отдельные отрывки… Как приехали на поле, как потянуло собирать эту чертову траву, потом их барак-общежитие… А потом вы меня оттуда вытащили. Развяжи, а? — голос Парнишкина сменился на умоляющий. — Мне в туалет надо…

— Нет проблем, уж в этом-то я смогу тебе помочь, — Бойо сунул под доктора лежащую под кроватью утку. — А в остальном… Как команда решит.

— А что команда?

— А то и команда, — в раскрывшейся двери палаты появились Хашвили с Айсбергом, а сзади, в дверном проеме рядом с Беляевым мелькнула фигура Лорри. — Ты что, не понимаешь, что после всего произошедшего ты потенциально для нас опасен? Так что оставь свои шуточки на более подходящее время и давай, все по порядку… — жесть в голосе Сандро устрашала. — А мы уж подумаем, верить тебе или нет. Предупреждаю: если «нет» — останешься привязанным здесь на очень длительное время, может быть, даже до окончания экспедиции.

— Ребята, но я действительно ничего не помню, — Парнишкин не то чтобы сильно испугался угрозы, но на его лице появилась тень разочарования. — Только вот что сильно потянуло собирать траву, будто без этого и жизни нет…

— Просто вот так. Собирать, и — все? За салат, которым вас кормили?

— Нет, не за салат. Те, кто будет хорошо работать, будут вознаграждены. Возрождением. Все остальные уйдут, а лучшие останутся, их жизнь будет повторена и повторена неоднократно.

— Это еще как?

— Точно не знаю. Но похоже, речь идет о детях. Лучшие

получат возможность жениться и продолжить род. Но это уже я сам так думаю, а что там на самом деле — трудно сказать. Одно точно — мне этого очень и очень хотелось.

— Этого хочется всем, — подытожил Сандро. — А дальше? Что было в бараке?

— Ничего не было. Покормили, уложили спать. Кстати, салаты вполне съедобные, не то что пойло из банок. И силу восстанавливают, и жажду утоляют…

— Тебе кто-нибудь показывал, где ты будешь спать? И вообще, как ты разобрался там, внутри?

— Никто ничего не показывал и не говорил. Я просто все делал как все. Поел, пошел лег на свободную кровать, заснул, проснулся, опять поел, вышел к автобусу…

— К какому автобусу?

— Около которого вы меня взяли.

— А как к тебе относились местные?

— Никак. Единственное, что я почувствовал, что они вроде бы удивляются, что я умею так быстро обучаться и даже без помощи машины.

— Какой машины?

— Не знаю. Есть у них какая-то специальная машина для обучения. Но что это такое и откуда мне это известно… — лицо Парнишкина как бы досказало за него незаконченную им фразу: «Лучше не спрашивайте, понятия не имею».

— Так… Хорошо… А почему сопротивлялся, когда тебя сажали в вездеход?

— Очень хотелось в поле, возродиться. Ребята, это правда все… Ну отпустите.

— Подумаем…

На этом разговор был окончен, Хашвили знаком поманил всех выйти из палаты.

— Какие будут мысли? — обратился к Сандро Альберт, как только дверь за астронавтами закрылась.

— А вот это я как-то упустил из виду… — озадаченно пробормотал в ответ тот. — Ведь действительно, все аборигены, которых мы здесь видели, мужчины. Но ведь как-то они должны размножаться? Значит, где-то должны быть и женщины…

— Кто о чем, а вшивый о бане, — рассмеялся Айсберг. — Не женщины, а самки. Это ж австралопитеки, полуобезьяны.

— Я не о том. На глобусе Терра-два были затемненные места…

— Думаешь, местные дома терпимости?

— Или детские сады. Надо бы проверить. Эдик, что скажешь?

— Опасно, — капитан покосился на Бойо, но так как тот не стал вмешиваться, продолжил. — Очень похоже, что на нашу психику оказывается давление. И Парнишкин лишь наиболее яркое подтверждение этого. Надо улетать.

— Что-нибудь засечено?

— Пока нет. Но это не важно. Действия команды постепенно становятся неадекватными. Повторяю — надо улетать.

— И все-таки гипотеза Сандро нуждается в подтверждении. До ближайшей затемненной зоны около пятисот километров, три часа ходу на вездеходе, кто пойдет?

— Я предложил, я и рискну, — вызвался Хашвили.

— Кто бы думал иначе, ты ведь ради женщин-самок хоть на край света. Кто еще? Колька, надо тебе.

После того как они в полном составе вышли из палаты Парнишкина, Бойо не произнес ни слова. Было очень больно за друга. Не сказал он ничего и на этот раз. Просто кивнул.