Эксперт № 14 (2014)
Шрифт:
— Мы, по крайней мере, можем понять, зачем Моцарт и Бетховен писали свою музыку. Они отвечали и отвечают на какие-то запросы аудитории. Но ведь должны же быть и у современной музыки критерии, определяющие ее ценность?
— На Западе, в частности в Германии и в Штатах, существуют резервации для современной музыки. Там есть фонды, есть ансамбли, есть издательства, которые занимаются современной музыкой. У нее есть своя публика, ездящая по фестивалям. Это все субсидируется. Фестивали заказывают композиторам какие-то вещи, и понятно, что эти вещи специфические, как правило это экспериментальная музыка, которую простая публика никогда не будет слушать. Композиторы, в свою очередь, горды тем, что они двигают музыку вперед, у них есть ощущение, что они опережают время — хотя это абсолютная чушь, — что они расширяют музыкальные возможности, находят новые музыкальные средства, которых до них не было, что они находят новые структуры и идут впереди времени. С моей точки зрения, это полная абракадабра, потому что сейчас суть заключается не в том, чтобы расширять музыкальные возможности. Для меня то
— Какое место в вашей системе координат занимает духовная музыка?
— Религия и церковность имели в моей жизни определяющее значение. Это началось еще в семидесятые годы, когда мы только подходили, я и мои друзья, знакомые, к церкви. Сначала это, конечно, было увлечение Востоком: йога, буддизм, Дао-Дэ-Цзин, И-Цзин. А потом, когда я пришел в церковь и воцерковился, тогда уже сомнений не было, что только этим и можно заниматься. Потом у меня был такой период, когда я думал, что я композитором больше никогда не буду, и где-то четыре-пять лет я занимался только вопросами богослужебного пения, а потом, когда я стал постепенно возвращаться, эта церковная составляющая так и осталась очень важной, едва ли не самой важной — в конце восьмидесятых, начале девяностых, когда я писал только духовную музыку. Это были не литургические, а паралитургические такие вещи. Мне тогда казалось, когда я был с церковью очень тесно связан, что единственный повод и оправдание написанию музыки можно найти лишь через церковь, через религию.
— Как повлиял на вас опыт погружения в духовную музыку?
— Повлиял — не то слово. Это меня изменило. Мне это дало некое стереоскопическое зрение и стереоскопическое понимание. Когда я оказался в пространстве церкви, мне удалось увидеть пространство культуры извне (я и в самом деле думал, что не буду заниматься никакой культурной деятельностью). Из тех художников, композиторов, писателей, которые на виду, которых я знаю, с которыми общаюсь, ни у кого этого нет, потому что все они находятся в пределах пространства культуры.
— Ваши опыты по созданию музыки для кино и многолетнее сотрудничество с Юрием Любимовым — еще один компромисс?
— В советский период все мало-мальские композиторы писали для кино, потому что это был единственный заработок. Писали и Шнитке, и Денисов, и Губайдуллина, потому что ту музыку, которую они писали как бы серьезно, было невозможно в советских условиях продать. Это проблема не только композиторов. Если мы возьмем художников Кабакова, Булатова, они жили на иллюстрации. Кабаков огромное количество детских книжек проиллюстрировал, Булатов тоже. Все зарабатывали чем-то. Музыка для кино — это был заработок, и очень такой крепкий. Но нельзя сказать, что это был только заработок. Возьмем того же Шнитке: его свободное творчество и музыка для кино были тесно переплетены. Очень многие темы он сначала опробовал в кино. Для меня в советское время это было живое общение. Да, это прикладная музыка, но это музыка, в которой надо было выполнять пожелания живого человека, когда режиссеры обращаются к тебе и говорят: сделай то, и ты делаешь — это уже было интересно. Кинокомпозитор получал симфонический оркестр, никаких других возможностей получить его в свое распоряжение у него не было. Тогда «Мосфильм» был финансово могущественной организацией и можно было делать все что угодно: тебе нужно двадцать флейт, они пригласят двадцать флейт из Питера, из Екатеринбурга. В рамках прикладной музыки возможны были любые эксперименты. Многие вещи я бы никогда не сделал, если бы у меня не было опыта киномузыки. Что касается Юрия Петровича Любимова, то мы с ним уже с 1997 года работаем, у меня с ним больше двадцати спектаклей. Тут другой вопрос. Мне не очень близко то, что делает Юрий Петрович, можно даже сказать, что очень далеко, поэтому мой единомышленник в театре не Любимов, а Анатолий Васильев, с которым мы тоже очень много сотрудничали. Но Юрий Петрович Любимов — это совершенно уникальный человек. Сейчас таких людей просто даже и нет, и независимо от того, что он делает и насколько это мне эстетически близко или не близко, само общение с ним — это общение с неким космическим объектом, от которого идет поток невербальной информации. Рядом с ним находиться и за него подержаться не просто многого стоит, ради этого стоит делать все что угодно. Проект, который мы сейчас делаем, — «Школа жен», это уже не просто прикладная музыка, как
Hi-End
section class="box-today"
Сюжеты
Культовая вещь:
Книга в кармане
Hi-End
/section section class="tags"
Теги
Культовая вещь
Гаджеты
/section
Harry Winston представил свою первую часовую коллекцию 25 лет назад, и вот только что на Базельской часовой ярмарке Baselworld была показана новая версия модели из той легендарной коллекции — женский хронограф Premier Chronograph 40 mm. В современной версии диаметр корпуса чуть меньше прежнего, но все остальные признаки знаменитых часов сохранены: ушки крепления ремешка в форме арки на фасаде исторического магазина Harry Winston на Пятой авеню (они стали чуть более плавными), 57 бриллиантов классической огранки, заводная коронка в форме ограненного алмаза. В новой модели циферблат сделан из таитянского перламутра нежного карамельно-коричневого оттенка, и это, пожалуй, самое красивое нововведение. На нем — 12-часовой и 30-минутный счетчик, а также малая секундная стрелка на шестичасовой отметке. Внутри стоит кварцевый механизм, и это единственное спорное решение. Впрочем, это делает новый хронограф очень легким в использовании.
Себастьян Альварес Мурена, создатель и артистический директор парфюмерной марки Eau d’Italie, говорит, что, задумывая аромат Graine de Joie, он хотел передать ощущения раннего летнего утра на юге Италии, где-нибудь в Позитано, где находится его отель. Когда после резкого перепада дневных и ночных температур выпадает роса и зелень пахнет остро и свежо, а набирающее силу солнце разогревает все цветы и фрукты в саду. Впрочем, главное тут — красная смородина и гранат. Именно им посвящен аромат, который сделала Дафна Буже: красные фрукты и ягоды, разогретые солнцем, и прохладная влажная зелень. Аромат только что показали на миланской парфюмерной выставке Esxence, и он стал одной из самых жизнерадостных ее новинок. Eau d’Italie — воплощенный итальянский парфюмерный стиль: ясный, яркий, сильный и полный радости жизни. Сияющая красная смородина переходит в блестящие лепестки фрезии, к ним добавляется нежное фруктовое пралине (например, на террасе того же отеля), и вся эта дольче вита очень правильно и аккуратно уравновешивается кедром и мускусом. Один из лучших ароматов наступающего лета.
Для тех, кто любит что-то яркое, — новинка от чешской Skoda: «заряженные» версии Octavia RS (в кузове лифтбек) и Octavia Combi RS (универсал). В машинах постарались максимально примирить плохо сочетаемые стремления многих водителей: с одной стороны, иметь практичный и вместительный автомобиль, а с другой — чтобы он мог в нужный момент обогнать поток с резвостью спорткара. Добавить адреналин в кровь владельцам RS третьего поколения поможет новый достаточно мощный бензиновый двигатель 2.0 TSI (220 л. с.). До 100 км/ч он разгоняет машину за 6,8 секунды и позволяет достигать максимальной скорости 248 км/ч, что на 6 км/ч больше, чем у модели предыдущей генерации. Цены на новинку кусаются: они начинаются с 1,3 млн рублей. Но тот, кто согласится расстаться с такой суммой, скорее всего, не пожалеет: при желании он сможет быстро оставить позади большинство участников дорожного движения. А в нужный момент на такой машине можно неспешно перевозить на дачу, например, рассаду.
Новый флагман компании Samsung смартфон Galaxy S5 — одна из самых резонансных хайтек-новинок нынешней весны. Корейцы постарались сделать гаджет еще более эффектным внешне, а также приятным на ощупь. Но если дизайн у новинки получился все же спорным, то его технические характеристики и потребительские свойства однозначно улучшились. Хотя бы потому, что теперь Galaxy S5 оправданно позиционируется как устройство для активного образа жизни: он получил довольно высокую степень влаго- и пылезащищенности (стандарт IP67) и может погружаться на глубину до одного метра на 30 минут.
Стоит смартфон почти 30 тыс. рублей, пока на него можно сделать предзаказ, а продажи стартуют 11 апреля. Вместе с Galaxy S5 предлагается покупать носимые устройства: часы Samsung Gear 2, Gear 2 Neo, а также фитнес-браслет Gear Fit. Таким аксессуарам прочат большое будущее, но насколько они окажутся практически полезными и востребованными у широкой публики, пока еще большой вопрос.
Кресло X2 сделал итальянский экодизайнер Джорджо Капорасо. В его студии Caporaso Design делают мебель из переработанного картона и дерева, и это не только экологично и этично, но еще и очень модно. А также красиво: получаются, например, вот такие отличные современные кресла-трансформеры, которые выглядят не специальным реверансом в сторону «зеленых», а полноценным и очень крутым дизайнерским объектом. Его можно поставить в гостиной — как кресло с высокой спинкой, а можно во дворе, перевернув и превратив в удобный шезлонг.