Эксперт № 31 (2013)

Эксперт Эксперт Журнал

Схема

Для начала надо описать принципиальную схему современного социально-политического устройства России. Страна изменилась и за последние двенадцать лет, и за последние четыре года, и за последние три месяца радикально. Как мы сейчас выглядим?

Если начинать сверху (а пока борьба идет в верхних стратах), то очевидно, что там находится элита . Ее олицетворяет существующий тандем (он не распался), и это сейчас наиболее цельная и компромиссная часть нашей системы. Вокруг тандема так или иначе собраны все элитные группы: силовики, верховная бюрократия, верхушка парламента, крупные капиталисты разных эпох. Противоречия между ними если и существуют, то не столь серьезные, чтобы они не могли разрешиться в компромиссах, без выплескивания сколько-нибудь значимой информации за пределы элиты. Это, кстати, то ли действительно является признаком отрыва элит от страны, то есть ее недемократичности, то ли так воспринимается другими, политически обиженными группами, составляющими весомую часть следующего

слоя — назовем его субэлитой .

Субэлита уже не однородна, и весьма неоднородна. Ее стоит разделить на три группы. Первая группа — встроенные , или приспособившиеся к существующей политической системе. Не надо думать, что эти люди как-то особо льстили власти и поэтому встроились. Просто по факту они были связаны с реальной деятельностью, и их самореализация была возможна только во взаимодействии со сложившейся элитой, что не вызывало у них чувства унижения. Сюда относятся новое поколение региональных чиновников высокого ранга (последние шесть лет процесс накопления этой политической массы шел очень активно); бизнес — средний, малый, крупный, но не приближенный к элите; в меньшей степени средний политический слой — партийцы нового поколения, лидеры крупных гражданских организаций, которые появились буквально в последние два года. Встроенные, кстати, не имеют своего явного политического представительства и, как все остальные, на выборах, парламентских и президентских, голосовали за все партии, хотя наиболее осознанные разговоры крутились вокруг Владимира Путина и Михаила Прохорова (на парламентских выборах вокруг ЕР и КПРФ).

Вторая группа — невстроенные , обиженные . Важность этой группы для современных политических процессов отмечают и западные социологи, утверждающие, что сегодня даже в европейских странах существует мощная страта, состоящая в основном из служащих и интеллектуалов второго-третьего ранга (не по уму, а по влиянию), фактически не допущенных к власти, но полагающих, что они лучше знают, как надо. У нас эта группа сформировалась только что. Институционально она сегодня представлена, пожалуй, только Лигой избирателей и политико-сетевым проектом Алексеем Навальным . По идейному наполнению эта группа в значительной степени считает себя наследницей ультралиберального слоя 1990-х годов, фактически выдавленного Путиным из политики за первые четыре года его правления. Об этом свидетельствует и особое внимание к судьбе Ходорковского и Лебедева, которое в последнее время расширилось до интереса к судьбе политзаключенных вообще. Или такой странный факт, как текущая апелляция к «покаянию» Бориса Березовского, который вдруг именно в год президентских выборов решил покаяться перед Россией в трех грехах, одним из которых было его участие в карьере Путина. Интересно, что сегодня в этой группе совсем нет явных представителей бизнеса, интересы которых либералы вроде бы должны представлять в первую очередь.

Третья группа — агрессивные . Сюда мы отнесли политиков, которые в основном не участвуют в институциональной политической деятельности, апеллируют к базовым ценностям — в основном к справедливости (левые) и этничности (националисты). Эти политики вышли на публичную арену давно, но стали играть заметную роль только сейчас, объединившись с группой невстроенных. Их известные лица — Сергей Удальцов («Левый фронт»), Илья Пономарев («Справедливая Россия»), Илья Яшин («Солидарность»), Владимир Тор (Русское общественное движение).

Наконец, самая большая страта — это собственно народ, который, естественно, очень неоднороден, но сегодня делится на «рассерженных горожан» и остальных. «Рассерженные горожане» проявили себя в ряде гражданских движений последних двух лет и особенно ярко — в протестах против фальсификаций на думских выборах. «Остальной народ» обеспечил победу Путина в первом туре. Хотя противопоставление этих двух страт в народе очень условно: в среде «рассерженных горожан» большинство тоже голосовало за Путина, а «остальной народ» совсем был мало заметен на митингах — просто потому, что в Москве его не много.

Как мне кажется, такая схема нашего социального устройства позволяет анализировать, куда и при каких обстоятельствах мы будем двигаться в ближайшие месяцы или годы. Теперь можно изложить логику, которая позволяет мне говорить о возможности скатывания нашей страны к своего рода фундаментализму, который может оказаться суммой левого и националистического движений.

Отрицание рациональности

Доминирующей политической группой сегодня являются вовсе не «рассерженные горожане, а субэлитная группа невстроенных, или обиженных. Им очень не хочется акцентировать свою близость к элите, но они к ней близки и по роду своих прямых занятий, и по доходам, и по доступу к инвестиционному капиталу. Именно эта группа возглавила основной политический процесс в декабре, она обильно представлена в элитных СМИ, она обладает (вернее, обладала в декабре) огромным моральным капиталом, на который и делает ставку сегодня.

Ставка на моральный капитал, приватизация морали, как мне кажется, и есть тот агрессивный механизм, который в «хороших» руках ведет страну к архаизации. Для начала он позволяет сконцентрировать все внимание на себе. Все вынуждены оправдываться перед тем,

кто морален. Как раздраженно заметил Михаил Леонтьев в эфире Первого канала в выборную ночь, «почему небольшая группа сегодня задает повестку дня?». Как почему — потому что они говорят о самом главном, о правде и справедливости, так что все под отчет. Однако у этой публичной моральности есть второй слой — отрицание всего рационального, счетного, видимого объективно, имеющего строгую логику и иерархию. Наиболее явно это представлено в обсуждении количественных результатов выборов. Экзит-поллы, которые до сих пор считались предварительной оценкой итогов голосования, теперь трактуются как целевая установка Кремля. Любая цифра, превышающая 50% (минимальная оценка результатов Путина на выборах от оппозиции была 50,2%), не является большинством. Выдавая свою оценку результатов выборов, Лига избирателей опирается на 5 тыс. участков из 95 тыс., при этом с явным сдвигом на Москву и Петербург. Необходимость создания модели, позволяющей распространить эти результаты на все участки, не является аргументом для того, чтобы сообщать о своей резко негативной оценке по отношению к выборам. Можно расширить рамки рационального анализа и продемонстрировать графики ожидаемого голосования за Путина (и, например, Прохорова) так называемых людей XXI века (эту группу социологи именуют и «рассерженными горожанами»; такие замеры делал ФОМ до выборов, см. графики), чьи интересы защищают «обиженные». На графиках видно, что до рокировки тандема Путин имел примерно 47%, после рокировки и думских выборов он потерял более 10 процентных пунктов, но с нового года тренд пошел вверх и вернулся к 45%, что всего на 7 процентных пункта ниже рейтинга Путина среди всего населения по сделанным в тот же момент замерам того же ФОМа. Голоса, отданные за Прохорова, в этой группе практически не менялись. Он имел примерно 9% всегда, за исключением двух недель февраля, когда рейтинг поднялся до 12%, но почему-то потерял набранные 3% к концу гонки. Эти тренды позволяют объективно судить и о наличии раскола в обществе (его нет), и о степени неприятия власти активным городским слоем (оно не выражено), и о течении объективного политического процесса (кампания власти, то есть Путина, была успешной). Но… рациональный анализ мешает сохранению морального капитала, поэтому он отбрасывается.

Фото: Дмитрий Лыков

И этот отказ от рационального — огромный политический ресурс, так как государство по сути своей есть вершина рационального устроения общества. Законы и правила (действующие, собственно, в правосудии и в институциализированной политике), как и институты, существуют для сохранения логики, они развиваются, следуя логике видимого, объективного, а не чувствуемого. Поэтому, отрицая объективное, измеряемое, задавая свою трактовку легитимного, «обиженные» разрушают саму основу современного цивилизованного государства. Если объективное не имеет ценности, а имеет ценность только мораль, как она понимается сегодня теми, кто в публичном пространстве морально сильнее, то оказывается, что можно все.

Для действующих политиков важно понимать, что такая концепция разрушает пространство их деятельности, так как публичная политика — это часть рациональной цивилизационной системы. Поэтому так важно, чтобы бывшие соперники признавали итоги выборов, даже проигрывая. Этим они сохраняют держащий страну политический контур. Поэтому так странно было видеть нежелание не только Геннадия Зюганова , но и Михаила Прохорова признать победу Владимира Путина, сославшись на своих наблюдателей. Возможно, Прохоров не хотел «предавать» свою команду, возможно, имел в виду, что он работает на «рассерженных горожан», но, как бы то ни было, он сыграл против рационального политического поля. Путину пришлось втягивать его туда звонком и приглашением на беседу. Но после заснятой на камеры беседы Прохоров появился на митинге оппозиции на Пушкинской площади, где мог вполне ощутить, что нельзя одновременно находиться в двух пространствах: рациональном и иррациональном.

Однако здесь важны не ошибки конкретного персонажа. Важно, что последовательное заигрывание системных политиков с моралистами способствует уничтожению цивилизованного политического поля и в конце концов переводит всю актуальную политику в зону хаоса.

Опасный шаг к фундаментализму

Судя по пресс-конференции Лиги избирателей и по той информации, которую собрали наши корреспонденты, Лига собирается продолжать активную деятельность, оставаясь в правовом поле, но всячески поддерживая протестную активность на протяжении всего срока правления Путина. Верхушка Лиги сегодня практически полностью представлена творческой интеллигенцией — писатели, журналисты, композиторы, — и, конечно, никакого силового революционного сценария Лига не предполагает. Но, последовательно подтачивая «ненавистную» и при этом избранную народом и признанную большинством элиты власть, они обеспечивают «прикрытие» другим, более активным силам, за которыми своя, более ясная «правда». Если закона нет, если 50,2% — это не большинство, если слезы победившего кандидата — это ботокс, если толпы людей на улицах в его поддержку все куплены, если власть продажная, капитал нечестно нажит, СМИ лгут, — значит, все вокруг один сплошной обман. В этих условиях человек инстинктивно ищет опоры в чем-то более простом, фундаментальном, не нуждающемся в сложных рефлексиях, присущих сложной современной цивилизации. И вот тогда наступает время фундаменталистов. В России эту роль могут сыграть левые и националисты.