Эксперт № 36 (2013)
Шрифт:
Однако голосование в Конгрессе не сулит Обаме ничего хорошего. Причем вне зависимости от того, каков будет его итог.
Ирония ситуации в том, что намерение Обамы поддержать удар по Сирии одобрили не только спикер Сената Гарри Рейд (однопартиец Обамы), но и республиканский спикер палаты представителей Джон Бонер — ярый противник «коммуниста Обамы», обещавший блокировать любой законопроект, который будет приходить в палату из Белого дома. Поддержка спикера и части его соратников-республиканцев, скорее всего, объясняется желанием организовать Бараку Обаме его собственный Ирак.
Они прекрасно понимают, что операция США в Сирии не будет легкой прогулкой и что каждый
Отчасти поэтому комитеты по международным делам Конгресса отвергли проект резолюции, предложенный Белым домом, и разработали свои собственные, серьезно усложняющие победу США в этой кампании. Так, срок операции устанавливается в 60 дней с однократным продлением при одобрении Конгресса еще на 30 дней. Обаме запрещается без позволения Конгресса вести любые политические переговоры с сирийскими силами и поставлять оружие повстанцам. Однако главный пункт резолюции — запрет на любое использование в этой операции сухопутных сил США.
Госсекретарь США Джон Керри попытался оспорить этот пункт, отметив, что при определенных обстоятельствах наземная операция может оказаться необходимой. «Если Сирия, например, распадется или если будет угроза попадания химического оружия в руки боевиков “Аль-Нусры” или иных сил, то в интересах США и наших союзников… предотвратить это. Я не хочу каким-то образом ограничивать возможность президента Соединенных Штатов обезопасить нашу страну», — заявил он во время слушаний на Капитолии, однако конгрессмены остались при своем.
Джон Бонер настолько жаждет провести решение через Конгресс, что готов даже нарушить традиции. На Капитолии есть так называемое негласное «правило Хастерта» — законопроект может быть вынесен на голосование лишь в том случае, если его поддерживает большая часть членов той партии, которая контролирует данную палату Конгресса. А на сегодня большая часть республиканцев в палате представителей выступает против интервенции.
Вообще, шансы законопроекта пройти палату оцениваются крайне невысоко. Если, по данным газеты The Washington Post, 5 сентября за операцию выступало 23 сенатора, в основном демократы, против или скорее против — 24 (демократов среди них лишь пятеро), остальные 53 пока не определились, то в палате ситуация более сложная. За операцию выступает лишь 24 конгрессмена, опять-таки в основном демократы, а против или скорее против — 205 (в основном республиканцы). Еще 142 конгрессмена пока числятся в рядах колеблющихся, а по 64 конгрессменам у издания данных нет. Очевидно, что если Обама срочно не предоставит каких-либо аргументов и не переубедит часть противников интервенции в Сирию, то резолюция может быть провалена. Причина проста: значительная часть конгрессменов-республиканцев не считают возможным добиваться ухода Обамы путем вовлечения США в новый Ирак. «Война в Сирии не имеет никакого отношения к интересам Соединенных Штатов, — заявил сенатор Рэнд Пол . — И победа в конфликте одной из сторон отнюдь не приведет к власти тех, кто могут считаться друзьями США».
Пожар демократии
Максим Кантор
Мы живем в странное время, когда слово «демократия» стало многих пугать. Привести к общему знаменателю сто культур невозможно, но организовать мировой пожар оказалось реально. Отныне война — единственный порядок, единственно желаемое для демократической номенклатуры положение дел. И желаемый итог войны не победа над врагом, но
Рынок отныне — это весь мир. Строить на пустыре нерентабельно, поэтому строить не будут; а разрушить страну, увы, придется, потому что заборов на рынке быть не должно — все открыто торговым рядам
Войну ждут покорно. Дело не в конкретной причине и даже не в конкретной стране. Если войны не будет сейчас в Сирии, она обязательно возникнет в ином месте. Войны переходят из страны в страну так же легко, как капиталы. Трансакция войны осуществляется легко, как банковский перевод, — и проследить, кому достается прибыль, невозможно. Принято говорить, что это, мол, Америке выгодно. Но это условное допущение. Сегодня войны другие — совсем не те, о которых написано в учебниках. И выгоды от войны иные.
Условности абсолютизма (сражение армий по правилам) не соблюдаются давно. Наполеон вместо дуэли получил драку без правил, но цели войны оставались прежними — победить. Сегодня изменились цели. Желаемым итогом войны является не победа над врагом, но неутихающая вражда.
Это кажется парадоксальным, на деле же бесконечная распря есть разумный механизм в истории демократий. Не замирение на условиях противника, не принятие законов победителя, не подавление инакомыслия — но воцарение бесконечной вражды, в которой аргументы сторон не имеют смысла: договориться нельзя в принципе, у каждого своя правда. Так называемый третий мир состоит из стран, в которых тлеет распря: если проходит показательное вразумление далекой диктатуры, то не затем, чтобы бывшим узникам улучшить жизнь. Внутри раздавленных стран сознательно насаждают раздор — прогрессивно, когда инакомыслия много. Любая дипломатическая встреча убеждает: правд много, всякий имеет право на свою точку зрения. Вечно тлеющая вражда израильтян с палестинцами, взаимная ненависть внутри Афганистана, соревнование вооруженных партий Востока, все это нарочно зарезервированный ресурс войны, поддерживают огонь в очаге, чтобы огонь не гас. Боевиков снабжают оружием, противные партии финансируют не потому, что сочувствуют идеям сепаратизма или верят в местные культы. «Цивилизованные» люди понимают, что дают оружие бандитам, — но надо подбрасывать дрова, иначе огонь погаснет.
Носителей национальных/религиозных/клановых правд убеждают, что следует отстаивать свои позиции перед лицом возможной автократии и подавления прав меньшинств. Говорится так: лучше уж беспорядок, нежели тоталитаризм, — и все кивают, кто же сочувствует тирану?! Неудобства (локальный терроризм), которые приносит провокационная риторика, принимают как неизбежное зло свободы. Гражданина далекой варварской страны убеждают, что он должен принять посильное участие в гражданской войне, ведь он делается не просто солдатом, но потенциальным избирателем!
Речь идет не о партизанском движении, народном ополчении, террористах и т. д. Эти явления — неизбежные следствия, порожденные общим сценарием. Суть же процесса в том, что демократия теперь живет именно так, бесконечные гражданские войны есть питательная среда демократии, отождествившей себя с либеральным рынком.
В данном предложении нет ничего зловещего — политическая история мира связана с военными действиями всегда; особенность нынешней фазы в том, что отныне не нужна победа над врагом. Нет злых кукловодов — кукловодом станет любой, вовлеченный в процесс; в новой демократической истории мира простая сила вещей заставляет людей враждовать всегда. Нравственному сознанию не постигнуть, зачем тратить сотни миллиардов на войну, если за сумму тысячекратно меньшую можно построить города, дать образование и медицинскую помощь. Обывателю объясняют: городами займемся, когда на поле брани воцарится демократия, — тогда солдаты помирятся и проголосуют за строительство жилья. Однако мира не наступает.