Эксперт № 40 (2013)
Шрифт:
Риски крупных потерь банковского сектора казались незначительными. К тому же карточные компании были неплохо капитализированы и показывали отличную прибыль (рентабельность капитала в 2001 году превышала 50%). И немудрено: если средний уровень процентной ставки по беззалоговым потребительским кредитам в период бума составлял 6–7% годовых в вонах, корейской национальной валюте, то по кредитным картам колебался вокруг 20% (при потребительской инфляции около 4%).
Специфический фактор, микшировавший истинное качество необеспеченной потребительской задолженности в Корее, — широко распространившаяся практика списаний и послаблений обязательств должников по просроченным долгам, что позволяло кредиторам поддерживать темпы выдачи новых ссуд и вводило в
Первые тревожные звоночки прозвучали в 2002 году — росло число людей, имевших несколько кредитных карт: они обслуживали долг по одним из них за счет снятия средств с других, перебрасывая деньги с карты на карту. Кредитные бюро начали отслеживать должников, владевших картами нескольких карточных компаний.
В конце 2002 года власти приняли ряд мер, направленных на ужесточение пруденциального надзора за потребительским кредитованием, включая проверку систем риск-менеджмента банков по оценке потребительских кредитов и заемщиков. Были также увеличены обязательные нормативы отчислений в резервы по розничным кредитам. В ответ на закручивание гаек CCC начали урезать кредитные линии и избавляться от плохих долгов.
Вразнос
Спусковым крючком для вхождения кризиса в острую фазу стал разразившийся в марте 2003 года скандал с компанией SK Global, финансовым крылом одноименного чеболя: обнаружились крупные убытки, много лет не показывавшиеся в отчетности. Финансовый рынок страны впал в панику, инвесторы обрушили облигации не только этой, но и других карточных компаний, а также акции всех предприятий группы SK и ряда крупнейших банков. В течение двух недель суммарный объем активов под управлением инвестиционных трастовых фондов сократился на 15%.
Ужесточение условий кредитования розничных клиентов автоматически привело к росту просроченной задолженности, прежде всего среди перекредитованных заемщиков, обслуживавших старые долги за счет новых займов. Ухудшение качества портфелей стимулировало дальнейшее сжатие кредита — спираль начала закручиваться в обратную сторону.
Здесь важно акцентировать, что кризис наступил в исключительно благоприятной макроэкономической обстановке: темпы роста ВВП Кореи в 2002 году составили внушительные 7,2%, быстро росли реальные доходы домохозяйств. Система дорогого (при этом в реальном выражении все же существенно более дешевого, чем сейчас в России) необеспеченного розничного кредита развалилась, как только значимо упали темпы выдачи новых кредитов, — это хрестоматийный индикатор пирамидального характера действовавшей модели.
В конце 2002 года Корейская корпорация по управлению активами (KAMCO), госструктура, созданная еще в 1962 году для скупки с рынка, реструктуризации и реабилитации плохих долгов корпоративных заемщиков, объявила о запуске программы скупки проблемных розничных ссуд у банков, финансовых и лизинговых компаний. Это создало у части заемщиков впечатление, что государство поддержит и их самих, что спровоцировало дальнейшее ухудшение платежной дисциплины по карточным кредитам. Уровень проблемной задолженности по кредитным картам (долг в просрочке свыше трех месяцев, включая штрафы и пени) достиг на пике кризиса в середине 2003 года 18% (см. график 1).
Дело усугубляли особенности бизнес-модели карточных компаний. Они фондировались исключительно рыночным путем — в основном за счет выпуска облигаций, а также кредитуясь у банков, привлекать депозиты населения им было запрещено. Это ограничение регулятора, на первый взгляд оправданное, в разгар кризиса сослужило CCC дурную службу:
Власти были вынуждены экстренно спасать крупнейшие карточные компании. Корейский банк развития (аналог российского ВЭБа) влил в капитал компании LG Card 3,7 млрд долларов, а в дальнейшем выступал гарантом сделок «долг—акции» LG Card с банками-кредиторами (суммарный долг компании превышал 20 млрд долларов). Центральный банк Кореи впрыснул ликвидность на скукожившийся финансовый рынок — в считанные дни в середине марта 2003-го через операции на открытом рынке Банк Кореи выбросил на рынок 4 трлн вон (3,2 млрд долларов). Одновременно были смягчены регуляторные требования к карточным компаниям, касающиеся процедур создания резервов под плохие активы, плюс к тому разрешили возобновлять кредитные линии по картам, находящимся в просрочке.
С вечера молодежь, а с утра не найдешь
Все эти меры способствовали купированию кризиса, и тем не менее его влияние вышло за границы финансового сектора — реальное частное потребление корейских домохозяйств демонстрировало отрицательную динамику и в 2003-м, и в 2004 году, что привело к заметному торможению роста ВВП. Не избежала Корея и тяжелых социальных последствий лопнувшего карточного пузыря: был зафиксирован всплеск разводов и суицидов.
Интересно сравнить нынешний уровень и структуру российского частного потребительского долга с показателями Южной Кореи в предкризисном 2002 году. Что касается общего размера задолженности по отношению к национальному ВВП, то нам, конечно, еще далеко до корейских рекордов. Как мы уже упоминали, в 2002 году обязательства корейских домохозяйств только по самому «горячему», карточному, долгу достигли 15% ВВП. Текущий российский показатель задолженности по кредитным картам — менее 2% ВВП, по всем видам необеспеченного розничного долга — чуть более 8% ВВП.
Однако если соотнести показатели долговой нагрузки не с ВВП, а с доходами заемщиков, то разрыв сократится до минимума. Если в Корее накануне кризиса отношение накопленного долга к среднемесячному доходу составляло 8,9 раза, то сегодня в России потребительская задолженность соответствует доходу за 7,5 месяца. В первом приближении это практически тождество — дело в том, что статистика Национального бюро кредитных историй, на основе которой получена российская оценка, оперирует доходами индивидуальных заемщиков, а корейская статистика «атомарным» заемщиком считает домохозяйство (в 2002 году в Корее оно состояло в среднем из 3,45 человека, в том числе 1,55 человека получали доход), в рамках которого могло быть несколько индивидуальных заемщиков.
Любопытно, что в возрастных категориях от 25 до 40 лет удельная (нормированная по доходу) задолженность россиян выше, чем их сверстников с Корейского полуострова одиннадцать лет назад (см. график 2). Стремление к максимизации текущего потребления, отсутствие привычки к скрупулезным целевым накоплениям даже не у самых молодых, а уже вступивших в возраст ранней зрелости наших соотечественников делает их сегодня лидерами опасной долговой гонки, тогда как в Корее наивысшими темпами увеличивали задолженность люди 50–59 лет. Ряд исследователей объясняют это неразвитостью ипотечного рынка в Корее в те годы, ввиду чего многие семьи вынуждены были долгие годы сберегать деньги для сравнительно высокого (до 40% общей суммы) первоначального взноса по ипотечной сделке.
График 1
Эйфория краточного кредитования в Южной Корее оказалас недолгой: ее обрушил кризис плохих долгов
График 2
Сегодняшний уровень потребительской закредитованности в России сопоставим с корейским накануне кризиса 2003 года. Распределение удельного долгового бремени у нас смещено в сторону более молодых возрастов
: Ирик ИмамутдиновИзобретатель
Ирик Имамутдинов