Эксперт по убийствам

Апсон Николь

— Я ее понимаю. Трудно представить со стороны, какую роль могут сыграть семейные отношения, но мне не показалось, что Элспет из тех, кто забывает проявленную к ней любовь. Она бы, несомненно, обрадовалась вступлению в среду, к которой испытывала такое страстное влечение, но только не в ущерб своей прошлой жизни. — Джозефина тяжело вздохнула. — До чего же нелепо сидеть тут и рассуждать о судьбах, в которых мы мало что понимаем, и людях, которых мы не знали, когда ни у одного из них нет уже будущего. Господи, Элспет не дожила и до восемнадцати, и я даже представить не могу, как сейчас переживает Элис Симмонс. Во всей этой истории я жалею ее больше, чем кого бы то ни было.

Какое на нее свалилось бремя! В некоторых признаниях, по-моему, бывает очень много эгоизма. Я уверена, что после своего признания Уолтер почувствовал себя намного лучше, но я не перестаю думать, что с его стороны, наверное, было бы благороднее унести эту тайну в могилу, а не перекладывать свою вину на Элис.

— Может, это и так, но неужели ты хочешь сказать, что, будь ты на ее месте, не захотела бы знать правду?

В словах его прозвучала такая настойчивость, что Джозефина поняла: в одном вопросе он задал сразу два и лишь один из них относился к Элис Симмонс. Догадываясь, что на карту поставлено многое, Джозефина глубоко задумалась, прежде чем ответить.

— Безусловно, ты прав, — сказала она наконец. — Я бы хотела знать правду, но в свое время. Однако мне не хотелось бы, чтобы это случилось, когда один из нас уже окажется на смертном одре. — Арчи уже подошел к окну и стоял к ней спиной, так что ей непонятно было, осознал он значительность ее слов или нет. Пенроуз ничего не ответил, и она свернула на более безопасную тему: — А что сталось с родной матерью Элспет? И было ли ей известно о том, что произошло с Артуром?

Арчи обернулся, и Джозефина с грустью заметила, какое облегчение он почувствовал, когда она ушла от затеянного им разговора.

— Я не знаю. Элис Симмонс думает, что Винтнер способен был найти момент от нее избавиться, и не исключено, что она права. Я надеялся, что ты мне поможешь с этим разобраться. Во время суда ты узнала что-нибудь о прошлом Винтнера? То, что помогло бы нам найти связь между смертью Артура и теперешними убийствами?

— Я тогда не могла быть к нему объективной, но, помню, меня удивило, до чего Винтнер был заносчив и как умел манипулировать другими. Знаю, что все мы крепки задним умом, но теперь мне совершенно ясно, что он был способен на преступление и умел выходить сухим из воды. А еще меня тогда удивило, насколько персонажи его книги не вяжутся с его личностью. Казалось невероятным, что такой самовлюбленный — и, как оказывается, еще и жестокий — человек мог написать столь глубокий, полный сопереживания роман. — Джозефина вспомнила рассуждения об этом Марты и добавила: — Его более поздние книги были куда более жесткие, если не сказать мизантропические. Но в «Белом сердце» Винтнер проявил настоящее понимание женской сути. Отношения Ричарда с Анной получились совершенно живыми. Именно это, считалось, я у него украла. В других его книгах ничего подобного уже не оказалось — отношения между людьми в них были основаны на силе и власти, а то и на жестокости. Сейчас он, наверное, стал бы утверждать, что предательство жены изменило его взгляд на женщин. — Джозефина на минуту задумалась. — И кто может теперь сказать, какое оно на него оказало влияние? Но ты ведь не ждал от меня литературной критики, верно?

— Верно, однако занятно, что его взгляды так резко переменились. Скажи, Винтнер внешне тебе никого не напоминает? Он не похож на кого-нибудь, кто связан с театром?

— Нет, никто не приходит в голову. Но ведь ты тоже был в суде, что ты думаешь?

— Я видел его только мельком. У тебя же была возможность изучить его манеры, и поэтому я надеялся, что тебя вдруг осенит, что он почесывает голову точь-в-точь,

как Терри или, скажем, Флеминг.

Они оба рассмеялись от нелепости такого предположения.

— У Винтнера и в помине нет такой женской грации, как у Джонни, — все еще посмеиваясь, сказала она. — У Флеминга же, как и Винтнера, темные волосы, но не более того.

— А как насчет Эсме Маккракен?

— Кого-кого?

Арчи улыбнулся:

— Не могу тебе передать, как бы она взбесилась, если б узнала, что ты даже не знаешь о ее существовании. Она-то о тебе очень «высокого» мнения. Эсме Маккракен — помощник режиссера, она примерно того же возраста, что и Винтнер.

— О, теперь я знаю, о ком речь. Худая такая женщина, она еще пишет пьесы. Джонни, кстати, говорит, что ее пьесы вовсе не дурны. Но я, увы, не помню, как она точно выглядит, и тут тебе помочь не смогу.

— А как насчет его семьи? Ты помнишь каких-нибудь пришедших на суд родственников? Кто-нибудь пришел поддержать Винтнера?

— Нет, только его адвокат. — Она на мгновение задумалась. — Хотя нет, у него были родные. Теперь я вспоминаю: Винтнер пытался добиться сочувствия присутствующих, рассказывая, что ему пришлось самому растить сына. Именно поэтому он и начал писать: ему надо было зарабатывать деньги, не выходя из дома. Но Винтнер ни слова не сказал о том, как он потерял жену.

— И сына не было в суде?

— Нет. Я не думаю, что он даже упомянул его имя. А если и упомянул, я его не помню.

— Ты не помнишь, чем занимается сын Винтнера или где он живет?

— Нет. После самоубийства Винтнера, конечно, публиковали его некрологи, но в них не было ничего существенного. Довольно скоро обнаружилось, что каждая его последующая книга теперь еще большее фиаско, чем предыдущая, и репутация Винтнера сильно пошатнулась. После его гибели сложилось общее мнение, что самым стоящим из придуманных им сюжетов стало его самоубийство. И все же в газетах, возможно, и было что-то о его семье.

— Придется в них покопаться.

— А каким образом Винтнер узнал об измене жены?

— Вероятно, он прочитал письмо, адресованное Артуру. Я помню, что с этими письмами из дома всегда была путаница; чудо, что они вообще доходили. Их привозили одной огромной кучей, и все скопом кидались, чтобы найти свое. Допустим, Винтнер машинально потянулся за письмом, подписанным почерком его жены, и вдруг увидел, что оно адресовано не ему. Вряд ли он положил бы письмо обратно в кучу и сделал вид, что ничего не произошло. — На лестнице послышались шаги. — Это знак, что пора удаляться. Фокс-патруль уже в пути.

— Куда тебе торопиться? Марта вовсе не такая свирепая, как ты воображаешь.

— Конечно, нет, — усмехнулся Арчи. — Но похоже, ей надо поговорить с тобой в тиши и без посторонних. К тому же я оставил Билла одного разбираться с номерами телефонов и заключениями вскрытий, и мне надо посмотреть, что там происходит. А еще я хотел бы почитать газетные некрологи на смерть Винтнера. Очень важно отыскать его сына: если мы ищем того, кто любыми путями пытается защитить репутацию Винтнера, он — главный претендент на эту роль.

Не успел Арчи договорить, как входная дверь распахнулась с почти неприличным грохотом.

— Это всего лишь мы! — раздался из коридора голос Ронни. — Ну что, пока мы ходили на ленч, кто-нибудь еще умер? — Она медленно вплыла в комнату и с размаху плюхнулась на шезлонг, явно не заметив, что села на кучу разложенных на нем карандашных набросков. — А ты, дорогуша, разве не должен сейчас гоняться за преступниками?

Арчи послал ей хмурую улыбку:

— Я как раз иду этим заниматься.