Эквилибрист. Путь долга

Катюричев Михаил С.

— Здравствуй, Мадлен! Все цветешь, — Карл даже улыбнулся; хотя, наверное, мне показалось.

— Проходите–проходите, гости дорогие. С дороги напиться не желаете ли? Люди мы не богатые, да уж угостим чем боги послали. Вы уж не побрезгуйте. — Под нескончаемый поток слов мы и опомниться не успели, как оказались за столом, — И лошадок ваших напоим, Гуннар позаботится. И подкуем если нужно. Притомились, смотрю лошадки, от замка никак ехали. Дальняя дорога, тяжелая, да и вы устали небось. Водичку пейте, хлебушек ешьте, отды…

Резко

хлопаю в ладоши. Женщина, закашлявшись, сгибается над столом. Словно очнувшиеся солдаты творят отвращающие зло знаки.

— Не удержалась–таки, ведьма, — ласково гляжу на женщину, любуясь распускающейся короной ауры, — ты бы хоть смотрела на кого заговор кладешь, недоучка. Ну что ж, все равно побеседовать хотел. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Пойдем, прогуляемся.

Вслед за притихшей женщиной выхожу в заднюю дверь. За спиной рык и звук падения чего–то тяжелого, хруст мебели. Ведьма вздрагивает, на миг закаменев.

— Не надо дергаться, человек. Он не наказывает невиновных, — тихий голос Тин слышу только я.

Некоторое время молча идем в сторону от деревни. В ауре ведьмы страх, обреченность, что–то еще, странное. Указываю ей на приметную рощицу, там аура хорошая, должно быть легче.

— Нет, пожалуйста. Только не там, — женщина вдруг останавливается.

— А что такое? Неуютно? Природа тебя уже не принимает?

— Не хочу осквернять смертью священное место, — выдавливает ведьма, не поднимая глаз.

— А, ты думаешь, я тебя убивать буду? — подталкиваю спутницу в нужном направлении, — есть за что?

Остановившись, беру женщину за подбородок, заставляя поднять глаза.

— Сколько человек ты убила? Лично, своими руками?

Сначала она пытается мотать головой, а потом выдавливает:

— Н-никого.

— Ритуалы, жертвоприношения? — глаза снова опускаются. Было. Птички–животные. Маг–то она слабенький.

— Ты же природница, — в раздражении начинаю вышагивать по полянке, — травки–корешки. Ну и помогала бы односельчанам, в огороде бы возилась. Что тебя во тьму–то понесло, малефик–недоучка?

Женщина старше меня, но здесь и сейчас она младшая: по силе, по статусу. С неприязнью смотрю на черную бахрому, что почти скрывает зеленую корону ауры.

— Слабенький я природник, — голос женщины окреп, в нем появилась злость и затаенная обида, — да и, думаешь, приходит кто ко мне за этим? За добро денег не платят! А вот присушить–отсушить, удачу отвести, ребеночка скинуть — это всегда в почете! Плюются, а идут. За спиной проклинают, но несут кто денежку, кто курочку, кто сметанку. Не себе хорошо сделать — другому плохо! Природа такова человеческая. И даром я пользуюсь, чтобы травки нужные найти или вырастить.

— Лечить не умеешь? Хотя, чего спрашиваю? Не выйдет у тебя сейчас целебный отвар, даже если захочешь. Жаль. Моим бы солдатам лекарь не помешал.

— Это к Марфе

из Замковой идти надо.

— Марфа эта — лекарка простая. Нет у нее силы, — поморщился я, — а ты сюда слушай. "Нерожухи", привороты и прочие зелья на твоей совести. А вот с ритуалами заканчивай. Даже любимая твоя "Ладонь Судьбы" как ни крути, а проклятие. И не говори мне тут про божественное воздаяние! А если еще хоть раз на ком "Крест мертвеца" увижу — я вернусь. Ты поняла меня, ведьма?

— Поняла, — я пошел обратно, а женщина так и стояла, уткнувшись лицом в какую–то местную осину и вздрагивая от рыданий.

Ну, то что за печкой прячутся трое детишек я определил на слух еще когда мы только за стол сели, а уж не почувствовать при возвращении волну ненависти… Так что метнувшегося из–за занавески пацаненка я перехватил вполне мягко. Чуть вывернул руку, отобрал нож и не глядя оттолкнул за спину в объятия матери.

— Ну и семейка, прах и пепел!

— Даркин, смотри, что у них тут пряталось! — радостная демонесса выволокла за ворот рубашки какую–то малявку лет семи.

— И? — разглядываю добычу.

— Она рыженькая! И симпатичная! — просто море восторга.

— Не маловата?

— Неа! — любимая жена все никак не могла оторвать взгляд от застывшей в ужасе игрушки, — у меня в детстве такая была. Только не живая!

Надеюсь, она не зомби имеет в виду. Обвожу взглядом напряженно затихшее семейство. Здесь, между прочим, только что имело место покушение на жизнь сеньора и старшие это прекрасно понимают. Мадлен прижала к себе ребенка, словно сможет его уберечь. Ловлю взгляд кузнеца, что так и застыл среди обломков скамьи, привалившись к стене. Ай, хороший взгляд! Огонь, а не взгляд! Когти сами собой прорастают.

— Через семь дней ваши поедут в замок. Привезешь дочь, — еще две секунды держу взгляд, а потом оборачиваюсь к своим:

— Поехали отсюда. Надеюсь, лошадей наших еще не увели.

— Может сжечь их, выродков? — оглядывается кто–то из воинов на удаляющуюся хату.

— Я сейчас тебя самого сожгу! — откликается Тин, — Тебя здесь напоили, накормили, а ты жечь собрался!

— Так ведь покушение было на барона–то! Да и вообще, ведьма. Точно жечь надо!

— Не тебе решать. — Прекращаю спор. Не порадовали меня карловы родственнички.

Осмотрели деревню, переговорили со старостой и жителями, поднялись на перевал, посмотреть на покосившуюся сторожку и гнилой шлагбаум, двинулись обратно. Только тогда Карл заговорил.

— Ваша светлость, я прошу прощения за семью брата. Умоляю вас, не забирайте Эмми! Мадлен этого не переживет!

Пожимаю плечами. Карл явно преувеличивает. Да и нет у меня к ведьме никакого сочувствия.

— Простите, сэр, но и в самом деле — зачем вам девочка? — вступает в разговор Тео.

— Она мне и не нужна, — снова пожимаю плечами.