Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
– У тебя в гостях подружка? – пошутил я.
– Лучше! – Инга выскользнула из моих объятий и, соблазнительно покачивая едва скрытыми полупрозрачной тканью бедрами, подступила к двери. – Ну, ты идешь? – спросила она, изящным движением руки распуская забранную в копну гриву светлых волос.
Я шагнул к певице, та скинула пеньюар и уже совершенно обнаженной скользнула во тьму.
– Помоги мне со свечами! – попросила оттуда.
– А стоит ли?
– Ну, Себастьян! – умоляюще протянула прима. – Будь паинькой…
Я
Да что там пораженный!
Сраженный наповал!
Свет фонаря вырвал из темноты окружившие меня со всех сторон зеркала, и в голове промелькнуло нечто вроде: «Все, теперь точно крышка».
Зеркала! На всех стенах и даже потолке клятые зеркала!
Беса в душу, лучше в волчью яму провалиться!
К счастью, оцепенение долго не продлилось, и я сделал единственное, что оставалось, – задул фонарь, вновь очутившись в полной темноте.
– Себастьян! – раздался обиженный голос примы. – Верни свет немедленно!
– Сейчас, сейчас, – шумно выдохнул я и приложил ладонь к груди, пытаясь унять сердцебиение.
Зеркала – это плохо, из зеркал за нами наблюдает сама Пустота. Себастьян Косарь называл их греховными очами Бездны, и вовсе неспроста – через них бесам ничего не стоит проникнуть в душу человека, а то и утащить его за собой. «Зеркала как греховные очи Бездны».
И потому, не слушая причитаний певицы, я вышел в гостиную и без сил повалился на диван.
– Ты чего? – выскочила вслед за мной Инга. – Что случилось?!
– Это и был твой сюрприз?
– Да, – подтвердила прима. – Ты против? – удивилась она. – Мне нравится смотреть на себя со стороны, что в этом такого? – И певица провела ладонью от бедра до высокой груди. – Разве мое тело не совершенно?
– Оно совершенно, – согласился я, – но зеркала в спальне – это перебор. Где ты вообще их взяла?
Инга надула губки и присела рядом.
– Ну какая теперь разница, дорогой?
– И все же?
– Владелец стекольной мануфактуры «Муарье и сыновья» без ума от моего голоса. Он решил сделать подарок, разве это плохо?
– Муарье? – повторил я. – Муарье – это хорошо.
Насколько мне было известно, все зеркала этой мануфактуры проходили обязательное освящение, и нечистым дорога в наш мир через них была закрыта.
Вот я и не почувствовал ничего, пока свет не зажег…
– Себастьян! – затормошила меня прима. – Идем же!
Я только головой покачал:
– Мне не нравятся зеркала.
Певица немедленно выскользнула из моих объятий и соблазнительно изогнулась, прислоняясь к дверному косяку.
– Идем, – чарующим голосом произнесла Инга, но не дождалась ответа и тогда сама запалила ночник и отправилась разжигать свечи.
А я так и остался сидеть на диване.
Зеркала
– Себастьян! – Инга вернулась в гостиную, присела мне на колени и принялась непонятно зачем сворачивать подобранный с пола пеньюар. – А если завязать тебе глаза? Давай попробуем? А? Просто завязывай глаза и ложись на кровать. Обещаю, ты не пожалеешь…
Я зарылся лицом в ее волосы, тяжело вздохнул и сдался.
– Давай, – выдохнул девушке в ухо.
И, надо сказать, в итоге действительно не пожалел. Совсем даже наоборот.
Но все равно сбежал от певички, лишь только окно спальни подсветили первые лучи восходящего солнца…
2
Утро прошло в хлопотах.
Неотложные дела, непонятная суета. А только освободился – вот уже во дворец ехать пора.
Наряжаться в брата-экзорциста на этот раз не стал. Пусть человеку моего рода деятельности во дворце делать и нечего, но являться в официальном одеянии на прием к его преосвященству – это перебор. Не поймут.
Когда карета остановилась у служебных ворот дворцового комплекса, я выбрался из нее и подошел к уже поджидавшему меня Джеку Пратту.
– Ну, и как у нас дела? – спросил у него.
– Швах, – коротко бросил рыжий пройдоха, заметно осунувшийся и даже постаревший. – Ференц вцепился в караульных, будто клещ, и, что хуже всего, сумел отыскать клерка казначейства.
– Где?
– В собственном пруду. Ему вспороли живот, чтобы не всплыл, и утопили. – Джек закатил глаза и страдальчески протянул: – Святые, ну какие они идиоты! Какие первостатейные идиоты!
Я с его оценкой похитителей был полностью согласен. Если уж собрались все на клерка повесить, так извольте позаботиться о том, чтобы он с концами сгинул.
Утопить жмура в его собственном пруду? Идиоты и есть.
– Ференц уже сообразил, что пентакль намалевали кровью клерка? – спросил я, когда мы прошли через ворота и зашагали к резиденции ордена Изгоняющих.
– Он со мной своими догадками не делится, – нахмурился Джек. – Надеюсь, у тебя выгорит, иначе дело труба.
– Поживем – увидим, – вздохнул я в ответ. – Ты у себя будешь?
– Да. Заходи, как закончишь. Пропуск выпишу.
– Увидимся.
Я прошел за ограду резиденции ордена Изгоняющих, и ее серая громада с островерхими крышами и строгими башенками вдруг нависла надо мной, словно неприступная цитадель.
Сколько раз сюда захаживал – первый раз такое.
Нервы? Они самые.
Первым делом я заглянул к отцу Доминику, тот забрал у меня плащ и шляпу, кликнул служку и велел отвести в приемную его преосвященства. Сам подниматься со мной не стал.
К добру ли худу – не знаю. Но уверенней от этого я себя чувствовать не стал.