Экзорцист Семьи Ноя

Tesiya

— А, да! — приподнялся Вайзли вдруг, но повернулся к Графу. — Мы всё же успели оставить презент, что вы подготовили в отделении. Вот! Пока я не заснул, уведомляю. Только меня удивило… а что это за странные вообще… В чём суть, ваш новый презент был весьма необычен!

— Позже объясню, — ответил Граф, — пока вам стоит отдохнуть как следует.

Дверь за Трайдом захлопнулась.

— И ты специально произнёс это при Трайде, работающем на Орден, да?

Вайзли захихикал, а Аллен встрепенулся.

— Трайд

работает на Орден?

— Да.

По лицу было видно, что Графу очень хочется добавить что-то ещё, но он держит себя в руках.

— А теперь давайте отдыхать, ждать новых результатов и готовиться к новым свершениям.

Некоторое время он слышал кого-то вдали. Кто-то говорил с ним. Тихо, спокойно, как с больным, не понимающим всю серьёзность ситуации ребёнком, и ему нравилось. Хотелось свернуться клубочком в тёплых объятиях чужих слов и не засыпать никогда. Продолжать слушать. Опасаясь пропустить хотя бы один звук.

Как будто он обрёл родителей, что никогда у него не было.

Но тот, кто говорил, не был родителем. Всего лишь посланником, обещающим заботу, тепло и счастье, только если он выдержит ещё немного.

Ему становилось жарко.

Посланник касался лба холодными пальцами, шептал, заставляя поверить в магическую силу любых слов по крайней мере произнесённых им. Осторожно, очень мягко перебирал мысли, обрывки воспоминаний, рвал кровавые нити боли, сшивал рваные края тьмой, прижигал зелёным пламенем.

Посланник был не один, у него был молчаливый ассистент в этой очень сложной, но короткой операции. От ассистента веяло дружелюбием и любопытством, тогда как посланник оказался чересчур сосредоточен.

Они делали что-то невероятно сложное.

Он открыл глаза от страшного грохота, звона, стука и столкнулся лишь с тьмой. Постепенно рассеявшейся, посеревшей, сквозь которую ясно проглядывались очертания пустого зала и странных узоров.

Осколки стекла кололи ладони и босые ноги, когда он поднимался. Тело зудело, особенно в тех местах, где кожа, казалось, вот-вот вспыхнет. Пересохшее горло жадно захватывало прохладный воздух, но больно было даже от него.

А ещё он был совершенно наг.

И что-то не так было с его телом. Потому что вот этот странный шнур… вот этот живой шнур-змейка почему-то вызывал мысли о собственном хвосте.

Мысль чрезвычайно нервировала. И где ему найти одежду? За время исследований он привык, что его тело постоянно осматривали, и оно было совсем не таким, как у других детей, но всё же испытывал чувство неловкости и незащищённости без хотя бы какой-то тряпки.

И с хвостом.

Какого черта, в самом деле?

Почему всё вокруг такое странное?

Его тело и раньше выполняло разные странные штуки, но сейчас это было…

Не его тело. Стекло хрустело под ногами, и, наверное,

ему должно быть больно, но он так привык к разного рода боли, что теперь все раны и царапины казались щекоткой. Куда сильнее пугало осознание: кажется, это не его тело вообще!!

Он понятия не имеет, где находится. Он голый. Возможно, беззащитен, хотя с болью в этом теле неплохо. Его ужасно длинные волосы путаются и удивительно, что не попадают под ноги. Но когда он ползал на коленках, постоянно придавливал их и не мог подняться без выдирания волос...

Он чувствовал себя потерянным, ничерта не понимающим, глаза щипало от накипающих слёз. Словно запуганное животное, он вертелся по сторонам, пока не отступил назад, отчего его нога провалилась в дыру, и тут же отпрыгнул, оборачиваясь. В полу оставался разбитый резервуар с остатками сложного рисунка, напоминающий о собственном рождении. Воспоминания о тех днях предупреждающе гудели. Он не должен смотреть сейчас. Он всё ещё очень хрупок, хотя и понятия не имеет почему, но откуда-то знает.

Он должен понять, где он и есть ли вокруг враги.

Он должен сбежать. Он точно знал, что на людях лучше не появляться. Вряд ли люди оценят его хвостатого.

Стоило бы подумать о том, как утихомирить зуд. Он провёл пальцами по полоскам зудящей кожи, подмечая, что в этих местах она подозрительно шершавая. А ещё жар в груди, он ощупал себя, но кроме шершавой кожи не обнаружил ничего нового, однако внутри точно было что-то, причиняющее всё время нарастающую боль. И эта боль короткими пульсирующими сигналами расходилась по всему телу, сводя ноги и руки судорогой.

Дверь в помещении оказалась заперта. Он коснулся холодного метала, чувствуя, как пляшут искры в ладони. Закрыл глаза, отступил, и, даже если он отвратно чувствовал себя, всё было не слишком плохо…

Он так ловко и быстро отпрыгнул, когда едва не оступился.

И так отчётливо видел в темноте.

Действуя на неизвестно откуда пришедших инстинктах, он выставил руку вперёд. Во тьме, ничуть не ослепляя, сверкнул мощный заряд, выбивший громадную металлическую дверь и заливая неуверенную, удивлённую фигуру приглушенным аварийным светом.

Да, чистенькие, белые, бежевые и молочные коридоры, оборудованные прекрасными, но не достаточно прочными дверями. До боли напоминало о лабораториях Ордена, хотя знакомые ему не выглядели так солидно.

Алма Карма тяжело сглотнул, понимая, что только что наделал шуму и прятаться и дальше совершенно бесполезно. А значит, стоит попытаться найти выход или кого-то, кто объяснит ему происходящее.

В свете красноватых ламп Алма бегло осмотрел самого себя, не понимая, что за чёрные узоры покрывают тело. Напоминало одну знакомую татуировку, но он был уверен в иной природе узоров. И эта природа пугала.