Экзотическая корова
Шрифт:
— Я подчиняюсь не государству, а директору совхоза товарищу Нестроеву, — увильнула от скользкой темы заведующая.
…Сидор Иванович Н'естроев пребывал в глубокой задумчивости.
— Имею корову, — предупредительно кашлянув, обратился к нему Минаев.
— Ну и население пошло! — оживился товарищ Нестроев. По-развели скота, и каждый норовит что-нибудь сдать. Кто корову, кто свинью…
— Подобное явление в сеете новых закупочных цен вполне закономерно, — эрудированно разъяснил Минаев. — У меня вот две коровы и бычок, согласно Уставу. Стельную я себе оставлю, а Зорьку желаю сдать. Она у меня высшей упитанности. А это по рупь семьдесят восемь
— До чего все грамотные стали! — ужаснулся товарищ Нестроев. — Может, подскажете, где мне разместить ваш скот?
— Не моя это печаль, Сидор Иванович, — гордо отреагировал Минаев. — Моя печаль — скотину выкормить. А подготовка помещений для скота составляет вашу функцию.
— Считаю аудиенцию законченной, — обиделся Нестроев. — Передавайте своей корове привет. Пламенный.
Минаев звонит в Опушкинский райисполком.
— Имею, — говорит, — дорогие граждане, корову. Шестьсот кило. По имени Зорька.
— Поздравляем, — отвечают ему на другом конце провода. — Искренне рады. От души жмем руку. Но лично мы коров не принимаем.
— Если корову не примете, отвезу ее в область, — обещает он. — Со всеми вытекающими последствиями.
— Счастливого пути! — отвечают ему. — Только не забудьте приобрести для своей коровы купированное место. В общий вагон ее не пустят.
Тогда Алексей Минаев звонит в «Крокодил»:
— Поспособствуйте в деле сдачи коровы!
И вот я еду и рассуждаю сам с собой: почему у Алексея Минаева не хотят принимать корову? Возникают две гипотезы:
1. Перегружен мясокомбинат.
2. Не хватает вагонов для перевозки скота.
Но два коротких интервью — и от этих гипотез ничего не остается.
Первое интервью дает директор мясокомбината.
— Шкуросъемка, нутровка и распиловка туш ведутся у нас по графику, — говорит он. — Весь опушкинский скот, поступивший к нам, своевременно обработан. Коллектив мясокомбината полон решимости принять от опушкинцев остальную живность, предусмотренную графиком. Но она так и не поступила.
Второе интервью получено у железнодорожников. График погрузки живности они не нарушали. Выделены вагоны сверх плана.
Еду в Опушкино. И опять рассуждаю сам с собой. С одной стороны, население района мечтает сдать скот. С другой стороны, мясокомбинат готов с радостью принять его. Так где же оно, это таинственное препятствие на пути коровы к прилавку магазина?
Брожу я по колхозным селам района и наблюдаю.
Чуть ли не в каждом дворе требовательно мычит крупный рогатый скот, давно созревший для переработки на колбасные изделия. Под тяжестью собственного веса жалобно похрюкивают свиньи, готовые превратиться в окорока. Уже телефон в кабинете директора откормочного совхоза визжит, как поросенок. Уже хозяева ското-поголовья сорвали голоса, две недели повторяя: «Имею корову» или «Имею свинью» — и добавляя: «Примите ради бога!»
Но директор Сидор Иванович Нестроев — единственный в районе человек, наделенный правом принять или не принять, — сохраняет глубокую задумчивость.
— Откормсовхсз не перевалочная база, — просвещает он меня. — Наша задача — поддержать животное, обласкать его, откормить, добиться привеса.
— И какой же привес дан вами скоту, закупленному у населения? — интересуюсь я.
— К сожалению, случился не привес,
— Странная публика, — удивляюсь я. — Жрать жрут, а, стало быть, не поправляются?
— Коровы-то остались при своем интересе, — продолжает Сидор Иванович. — А хавроньи много кило потеряли. Часть из них умудрилась переломать себе ноги и головы, а одна заболела нервной болезнью. Ума не приложу, чего им не хватает!..
И очень жаль мне стало Зорюшку Алексея Минаева. Что ждет ее, привыкшую к уютному хозяйскому хлеву, в откормочном совхозе «Изобилие»? Либо коровник, выдержанный в архитектурном стиле «Решето», либо просто небо над головой. Все в дырах: пол, стены, крыша. Сквозняки, под ногами глубокие ямы, лужи, затянутые льдом.
Ждет Зорюшку и моральная пытка от Сидора Ивановича Нест-роева.
— Избаловались у хозяев! — будет ворчать он. — Подавай им теплый санузел! А иначе у них, фу-ты ну-ты, нервная болезнь развивается!
И попрекнет ее клоком прелого сена.
В общем и целом
Позвольте начать с личного: при пересадке на самолет авиалинии местного значения я вывихнул ногу. Факт сам по себе малопримечательный, если бы не одно обстоятельство. Среди моих попутчиков оказался студент-медик, который исцелил меня за каких-то десять минут. Он не давал мне лекарств и не трогал мою ногу. Он применил внушение.
— Вспомните, дорогой гражданин, — сказал он, — что, кроме вывихнутой ноги, у вас имеется огромное количество абсолютно здоровых органов. Это и вторая нога, и руки, и уши, и нос. Я уж не говорю об органах пищеварения, которые, судя по вашему цветущему виду, прекрасно функционируют. Так что в процентном отношении больная нога занимает у вас мизерное место. Поэтому в общем и целом вы здоровы.
Мне стало стыдно: столько у меня здоровых органов, а я знай себе думаю об одной ноге. Взял и подумал о почках, о сердце и поджелудочной железе. Потрогал уши, пригляделся к языку. И, верите ли, боль в ноге притупилась.
«АН-2» приземлился, я без посторонней помощи спрыгнул на землю и твердо зашагал к автобусу.
Дальнейшее, как ни странно, было продолжением этого малопримечательного происшествия.
В Степном районе меня заинтересовала судьба орошаемых гектаров. Словно кровь по сосудам, бежит по ним вода нескольких каналов, разбиваясь на тысячи внутрихозяйственных ручейков, добросовестно утоляющих жажду полей. Но добросовестность ручейков находится в прямой зависимости от деятельности здешней ПМК. Эта передвижная механизированная колонна по договорам с колхозами и совхозами взялась ремонтировать и реконструировать оросительную сеть. Но на деле, с одной стороны, мы имеем заказчика, который исправно выкладывает деньги, а с другой — подрядчика, который с радостью их получает. Хотя, по общему мнению руководителей хозяйств, и не вполне заслуженно.