Экзотическая корова
Шрифт:
Смелость Эскулапова отступила перед Уголовным кодексом. Боясь возмездия, он использовал форму заявления для благородного раскаяния. Проявил порядочность задним числом. Начертал так: «Прошу уволить меня по собственному желанию. Чувствую, что недостоин быть художником и работать в вашем коллективе».
Льву Антоновичу в частном определении суда виделись два пункта. Первый — пьянка, приведшая к печальному инциденту, организована в помещении Союза художников с ведома его руководства. Второй — избиению секретаря худфонда в тот вечер предшествовала драка между самим Львом Антоновичем и художником Филькиным.
Вот каким ветром сдуло чувство благородного свойства, заговорившее было у Льва Антоновича.
И, между нами говоря, это именно он порекомендовал Эскулапову уволиться по собственному желанию. А пострадавшей дал совет в суд не обращаться.
И Катя рассудила: «Ну, защищу я свою честь, накажу Эскулапова, а дальше что? Дальше начальство съест меня вместе с моей честью. И, можно предположить, не поперхнется. Нет уж. Понегодую в кругу друзей для разрядки — и достаточно. Так спокойнее».
Как видим, смелость и благородные порывы не всегда совместимы. Для большей убедительности введем в фельетон еще одного героя — художника Икс. Он и сообщил в редакцию об этой грустной истории. Его письмо — благородный жест. Но при встрече с корреспондентом он пожелал сохранить инкогнито.
В общем, прежде чем проявлять благородство, нужно хорошенько взвешивать обстановку: безопасно ли будет? Если нет, лучше благородные порывы попридержать. Или хотя бы сохранять инкогнито.
Мера активности
Старички нынче пошли активные. В хорошем смысле этого слова. Они не замыкаются в четырех телевизионных каналах, не ограничиваются чаем с вишневым вареньем. А несут общественно полезные нагрузки.
Вот конкретное лицо — Ромашов Виктор Алексеевич. В прошлом мастер механического завода. Отмахал семь десятков, а по-прежнему всюду поспевает. Он и председатель товарищеского суда и рабкор местной газеты «Заря».
Короче говоря, ветеран, которому полностью сочувствует общественность. А также на пятьдесят процентов — администрация завода.
Об этом-то и пойдет речь. Насчет оставшихся пятидесяти процентов. Во что они вылились и по какой причине.
Тут все запутал, можно сказать, сам старичок.
Был бы Ромашов только председателем товарищеского суда, никто бы и не пикнул. Пожалуйста, пусть суетится. Если ему ног не жалко.
Но Виктору Алексеевичу одной нагрузки мало. Председательской суеты на весь пенсионерский день ему не хватает. Недостаточно сна его изматывает. Пошел он в редакцию «Зари».
А там ему, конечно, рады. Посадили на стул. Все-таки не с пустыми руками пришел. С рукописным материалом. И с тремя документами, подтверждающими
Первый документ — докладная Техник ЖКО Лапченко в лаконичном стиле извещает руководство завода: «Довожу до вашего сведения о том, что Зудеев В. П. в присутствии кладовщицы Поповой Г. К. обозвал меня нехорошим словом».
Прочитали в редакции докладную и удивились. С чего бы Зудееву В. П., инженеру ЖКО, потерять контроль над собой? Ну ладно, обозвал нехорошим словом. Это не странно. Это бывает. Странно, что при свидетеле. Тут у него явная потеря бдительности. По неизвестной пока причине.
И тогда Ромашов зачитывает вслух, словно на заседании товарищеского суда, остальные документы. И картина с Зудеевым проясняется.
Оказывается, в тот день он пришел на работу пьяным и сразу же потерял над собой контроль. Заперся в чужом кабинете, щелкнул выключателем и на оклики сослуживцев не отвечал. Сослуживцы взломали замок и тоже щелкнули выключателем. Инженер улыбался. Как сказано в акте, цинично. Оказал сопротивление. И произносил нехорошие слова. Одно из которых, как я уже говорил, справедливо взволновало техника Лапченко.
Выслушали сотрудники редакции Ромашова и возмутились. А он — дальше. Дескать, так и так, виновата администрация завода. Она плохо борется с нарушителями трудовой дисциплины. Она позволила Зудееву уволиться по собственному желанию. А не по сорок седьмой статье. По одной из ее букв.
Тут районные журналисты совсем накалились. Мы, говорят, этого дела не оставим. Идите, говорят, Виктор Алексеевич, и спокойно несите свои общественные нагрузки. И в дальнейшем милости просим. Вы, говорят, для нас желанный друг. Одним словом, рабкор.
И вот через недельку является Ромашов в заводоуправление.
А навстречу ему — начальник отдела кадров. Зазывает ветерана в кабинет и демонстрирует ему свои голосовые данные. Но затем смягчается и говорит с ним более вежливо. Дескать, когда вы знаете меру своей активности и не трогаете нас, мы вас тоже не трогаем. Но поскольку вы нас чувствительно задели, среди бела дня подарив печати порочащие завод факты, мы не можем удержаться от искушения чего-нибудь сделать и для вас. Жаль, что вы пенсионер: вас не уволишь, не объявишь вам выговор. Но вы имеете пропуск на завод, которым, пользуетесь как председатель товарищеского суда. И, к великому счастью, в наших силах изъять его.
И изымает у Ромашова пропуск. И тем самым частично пресекает его активность.
Теперь Виктор Алексеевич сидит дома. Пьет чай с вишневым вареньем. И по одному из телевизионных каналов смотрит передачу об активности Солнца.
И завидует светилу. На него не давит заводская администрация. Оно проявляет активность в любых дозах, не страшась пресечения.
Любовь на сберкнижке