Эль скандаль при посторонних
Шрифт:
в которой Мышка дистанцируется от греха подальше
Уважаемая Анжелика Федотовна!
С большой душевной горечью я думаю о том, что вы, женщина, которая стала для меня примером личного подвижничества, могли подумать, будто я имею какое-то отношение к гинекологии. Нет! Нет! И еще раз нет! Никакого отношения к гинекологии я не имею, потому что терпеть не могу мужчин, которые заворачиваются в чужие любимые коврики и валяются в них посреди комнаты, как тушеные голубцы. А если соседи настучали
Да, и о голубцах. Обычно я обжариваю их на растительном масле, потом складываю в гусятницу, добавляю тертую морковь, мелко шинкованный лук, немного воды и пару ложек сметаны. Тушить до готовности. Соль и перец по вкусу.
Крепко целую.
Ваша Мыша.
Анжелика внимательно прочитала Мышкину записку, перевернула листок и еще внимательнее принялась разглядывать его с тыльной стороны. Думала, может, Мышка ей там оставила еще какое-нибудь послание. Ну, там, про маринованные огурцы. Или жареную утку. Но никакого послания ей Мышка на тыльной стороне не оставила.
— Так, так, — пробормотала Анжелика, положив листок перед собой и побарабанив по нему пальцами. — Так, так! Значит, не осознали?
— Чего? — тупо спросила Мышка.
— Тяжести содеянного, вот чего, — сказала Анжелика и, отвернувшись от Мышки, равнодушно поглядела в окно, как бы давая понять Мышке, насколько она неинтересна со своим уклонизмом. — А если дело дойдет до Калерии Карповны? Вы об этом подумали? Вот что, милочка, придется мне договор с вами расторгнуть. Арендную плату за помещение можете внести прямо мне.
— П-плату? К-какую п-плату? — промямлила Мышь, ничего не понимая.
— Арендную плату за помещение, — терпеливо объяснила Анжелика. — Мы с вами договор заключали? Заключали! Вы у меня по договору кем оформлены? Педагогом-наставником детской балетной труппы. С арендной платой 300 условных единиц в месяц. А договор заключается на полгода вперед. Вот за эти полгода вы мне и должны... ммм... — Анжелика пошевелила губами. — Одну тысячу восемьсот условных единиц. Деньги будете платить, или как?
Мышка, которая в жизни не держала таких денег в руках, совершенно ошалела.
— У меня нет одной тысячи восьмисот условных единиц, — обреченно прошептала она.
— А паспорт у вас есть? — сурово спросила Анжелика.
Мышь вытащила из сумки замызганный паспорт. Анжелика протянула острые коготки и подцепила Мышкин паспорт. Открыв его и убедившись, что паспорт настоящий, Анжелика сунула его в ящик стола. Потом подумала и заперла ящик на ключ. Потом еще подумала и сунула ключ в свою надувную грудь.
— Вот так, милочка! — удовлетворенно вздохнула она. — Пусть полежит пока. А вы денежки-то собирайте, собирайте!
И встала, давая понять Мышке, что разговор
Мышка брела домой. Мышка брела домой, и все вокруг было тускло и серо. «Как жить? Как жить? — думала она. — Кому верить? На кого полагаться? С кем делиться рецептами? Кого учить готовить? На Мурку никакой надежды. Мопс вообще к плите не подходит. С кем я останусь на старости лет? Без мужа? Без денег? Без подруг? Без паспорта? Из квартиры, наверное, выселят. По миру пойду. Побираться буду. Кто накормит? Кто обогреет?» И она зарыдала так громко, что стайка старушек у подъезда испуганно вскрикнула, перекрестилась и шмыгнула прочь. Всхлипывая, Мышка ввалилась в лифт, поднялась на свой этаж, роняя ключи, с трудом открыла дверь и, не разуваясь, прошаркала на кухню. Ужасно хотелось чаю. И шарлотки. Утром Мышка испекла шарлотку, чтобы вечером в одиночестве отпраздновать начало своей профессиональной карьеры и первый творческий триумф. Итак, Мышка прошла на кухню, потянулась к выключателю и включила свет.
— Нет! — крикнула она. И еще раз: — Нет! — А потом: — О-о-о! — И еще раз: — О-о-о! — А также: — О Боже, за что! — И упала на стул, как та самая кудрявая березка, изображению которой она посвятила целый вечер и которую нашлось кому заломати.
В привольной непринужденной позе на кухне сидел Джигит. Попа на табуретке. Ноги на столе. Одна рука за головой. Джигит смотрел на стол и улыбался. На столе стояла шарлотка. На шарлотке сидела мышь. Тонкими пальчиками мышь деликатно брала кусочки шарлотки и отправляла в рот. Джигит любовался на мышь.
— Кушяй, мышя! Кушяй, малэнкий! — приговаривал он и толстым заскорузлым пальцем щекотал мыши спинку. Мышь жмурилась от удовольствия и отправляла в рот следующий кусочек шарлотки. — Ешь! Набырайса сыл! Вырастыш балшой, в горы падем, в аул, к бабушка Тамрико в госты!
Увидев Мышку, Джигит грозно нахмурился, ткнул в мышь пальцем и сказал:
— Любуйса! На работу хадыт ума не нада! Кагда женшчин на работа, дом мышеловка становитса!
— Ты сам! — истерически закричала Мышь. — Ты сам ее привадил! Я все слышала! Ты ее подговаривал! Ты нарочно, чтобы меня унизить! Ты над именем моим насмехаешься, изверг!
И, застонав, она бросилась вон, по дороге наступив на отвратительного Коточку, который по-собачьи гавкнул и вцепился в Мышкину лодыжку, чем окончательно ее деморализовал.
В тот же вечер Мышка, спрятавшись с головой под одеяло, позвонила Мурке. Не хотелось ей этого делать. Не хотелось первой протягивать руку дружбы. А что прикажете делать? Надо же с кем-то советоваться.
— Му-ур! — жалобно проныла она. — Я из дома решила уйти. Навсегда. Как ты думаешь, правильно?
Мурка, у которой как раз случился облом с судом и которой было совершенно не до Мыши, саркастически засмеялась:
— Тоже мне, освобожденная женщина Востока! Да куда ты уйдешь! Так и помрешь со своим Джигитом. Не смеши меня, ладно?
И положила трубку.
— А я уйду! Уйду! — прокричала Мышка в пустую трубку. — Я вам всем еще покажу! Я еще лекции читать буду! Меня еще в президиум выберут! Мне еще Нобелевскую премию дадут!
После чего накапала в стакан пятьдесят капель валокордина, взяла в руки карандаш и написала стишок:
От сердца пью настой.