Ел я ваших демонов на завтрак!
Шрифт:
— Внезапно кто-то закрыл мне рот, и меня потащили в кусты… — продолжала рассказывать Ёсико.
На неё было жалко смотреть, но я не прерывал. С одной стороны, мне нужна была информация, а с другой — Ёсико должна была выговориться.
Хотя была и третья сторона — ретравматизация. Заново проживая те страшные события, Ёсико заново испытывала боль и ужас.
— Я сопротивлялась… Я отчаянно сопротивлялась. Но их было четверо, и они были сильнее… Много сильнее.
Ёсико всхлипнула, и я обнял её. По-отцовски.
Наплакавшись, Ёсико закончила рассказ:
— Когда сэнсэй Макото появился, я уже была без сознания. Он отнёс меня в храм, и Всеблагая излечила мои раны. И благословила лекарским даром.
— Понятно, — сказал я, всё ещё поглаживая девушку по волосам. — Теперь ты под защитой Всеблагой, больше никто не посмеет тебя обидеть.
— Да, — вздохнула Ёсико. — Не посмеют…
Но в её голосе не было уверенности. И меня это резануло. Как и ещё один момент в её рассказе. Ёсико сказала, что к насильникам её будто что-то вело. Я отметил для себя этот момент, но расспрашивать об этом не стал.
Хотя нет! Я должен это выяснить! Что именно вело её к этому ужасу — призывающая магия насильников или воля Всеблагой, желающей заполучить новую адептку? Ну не доверял я Всеблагой, что поделаешь? И раз уж сейчас я погрузил Ёсико в воспоминания, то нужно додавить. Выяснить всё одним разом. Немного осталось… В конце концов, это гуманнее, чем через какое-то время ещё раз заставлять её переживать всё это. Оставалось только как можно деликатнее сформулировать вопрос. Только вот с деликатными формулировками было совсем туго…
Не придумав ничего подходящего, я просто спросил:
— А как другие девушки попали в храм? Ну, в смысле, обрели дар?
— Все по-разному, — Ёсико пожала плечами и задумалась.
Я не мешал ей. Я чувствовал, что ещё чуть-чуть, и мне откроется истина.
Но Ёсико повторила уже увереннее:
— Все по-разному, — и перевела разговор на другую тему: — Ты хотел попасть в ту пещеру. Но я не смогу сегодня тебя туда отвести.
Сами собой вспомнились слова школьного учителя, что экскурсия будет на следующей неделе. И у меня вырвалось:
— Я не могу ждать неделю! У меня нет времени!
— А кто говорил про неделю? — удивилась Ёсико. — Я говорила только про сегодня. Потому что сегодня уже поздно. Туда нужно идти с утра.
Я облегчённо выдохнул. Но на всякий случай уточнил:
— Значит, пойдём завтра утром?
— Хорошо, — согласилась Ёсико. — А сейчас тебе нужно домой, а то твои мамочки тебя уже, наверное, потеряли.
Я хотел было возмутиться, что я взрослый мужик, и нечего меня терять, но вовремя остановился. Вспомнил маму Ишико и остановился.
Ёсико взяла огарок, который вот-вот должен был потухнуть, и мы пошли.
В принципе, свеча была не нужна, света
— Это какая-то особая свеча?
— Нет, обычная, — ответила Ёсико. — Просто я люблю, когда горит огонь. Мне от него становится тепло.
Понятно, что Ёсико имела ввиду не физическое тепло — свеча это не костёр, она не может согреть. Значит, огонь отзывается в душе Ёсико.
А что, если…
Я направился к ближайшему факелу, снял рубаху и под протестующие крики Ёсико накрыл рубахой пламя, лишая его кислорода.
Факел потух, и мы погрузились в полумрак.
Я повернулся к испуганной девушке, забрал у неё свечу и приказал:
— Нарисуй на факеле тот иероглиф! Помнишь, как он вспыхнул? Попробуй иероглифом зажечь огонь!
Ёсико несмело подошла к факелу и оглянулась на меня.
— Смелее! — подбодрил я её.
Она протянула руку. А потом вдруг опустила.
— Тот иероглиф означал замок, — сказала она.
— Тогда нарисуй иероглиф огня, — пожал я плечами. — Ты же знаешь, как пишется иероглиф огня?
Ёсико кивнула и, задержав дыхание, как перед прыжком, быстро написала: .
Несколько долгих секунд ничего не происходило.
Ёсико выдохнула. И в следующий момент факел вспыхнул.
— Охренеть! — это всё, что я смог сказать.
А Ёсико так и вовсе молча смотрела на огонь.
Отсветы пламени играли на её лице. Ёсико в своей растерянности и почти детском восторге была прекрасна. Я поневоле залюбовался ей.
— Вы!.. — раздалось внезапно.
Мы с Ёсико аж подскочили.
Повернулись и увидели верховную жрицу. Она была в бешенстве.
Она стояла посреди коридора и тяжело дышала, как будто только что без подготовки поставила мировой рекорд по бегу в храмовых коридорах.
— Как вы посмели?! — закричала она.
Пламя свечи в моей руке дрогнуло и погасло. Но факел продолжал гореть ровным и сильным пламенем, хорошо освещая всё вокруг.
Я шагнул вперёд, задвигая Ёсико за спину и передавая ей потухший огарок.
— Что-то не так, шисаи Анита? — спросил я как можно невиннее.
— Как вы посмели?! — повторила она вопрос.
Похоже сейчас она была не способна говорить что-то другое.
И тут я обнаружил, что всё ещё сжимаю в руке рубаху.
Я расправил её, как смог отряхнул сажу и спокойно надел.
Рубаха была безнадёжно испорчена — мало того, что в копоти, так ещё и в нескольких местах прогорела. Но я надел её, как будто это была моя лучшая рубаха.
— Объясните, пожалуйста, шисаи Анита, что вы имеете ввиду? — попросил я скорее для того, чтобы выиграть время. А заодно понять, что так выбесило верховную жрицу. Не зажжённый же иероглифом факел? Или именно он?