Елабуга
Шрифт:
– Не знаю такую. Мы ее в школе не проходили.
– Мы проходили, но я тогда на ее стихи внимания не обращал. Не о том тогда думал. Потом… потом на войну попал. И вот как-то мы после боя остановились в здании школы. Тяжелый был бой, я тогда товарища своего потерял. Он, получилось так, меня собой прикрыл. Он погиб, а я живой остался и невредимый. Мне его сильно не хватало. И сейчас не хватает, но тогда… мне жить не хотелось. Я случайно зашел в школьную библиотеку, сидел там, просто перелистывал книгу какую-то. И вдруг увидел слова: «…кому повем печаль мою,
– Что за война, дядя Андрей? В Испании?
– Нет, Настя, в другом месте. Это тайна.
За разговорами прошли и Ямскую Слободу, и Золотые Ворота, за которыми «повернете налево, через Клязьму перейдете, а там прямо, прямо, до госпиталя».
В воротах госпиталя дежурил молоденький красноармеец, который их пропускать на территорию не стал. Да они особо и не стремились: Мария Филипповна рассказала, что справа, если пройти вдоль забора, как раз к гаражам пройти можно, «а там с кем сговоритесь».
Возле гаражей стояли три полуторки, во внутренностях одной из них, чертыхаясь, копался пожилой водитель.
– Извините, не подскажете, едет сегодня кто в сторону Арзамаса?
– В Арзамас? Я еду. Но нам попутчиков брать нельзя. Сами знаете, что творится.
– Нам очень надо. Вот, девочку к родным везу, она от поезда отстала. Я заплачу.
– Дяденька шофер, возьмите нас, пожалуйста, – подключилась Настя.
Уговаривать долго не пришлось, обещанные деньги и тушенка оказались весомым аргументом.
– Идите сейчас по дороге из города, километров через пять увидите кладбище. Возле него меня ждите, я часа через два выезжаю.
По дороге Настя рассказывала про свою тетю, которая уехала без нее в Арзамас, про школу, в которую пойдет на новом месте, про подружек, оставшихся в Москве, но Андрей особо не прислушивался к Настиным рассказам.
До кладбища добрались примерно за час. Машину ждали недолго, минут через тридцать после того, как они уселись в траве у кладбищенской ограды, зеленая полуторка остановилась на обочине.
– Забирайтесь в кузов, ложитесь на тюки, чтобы вас не видел никто, да и поедем с божьей помощью. Часа через четыре, после Мурома, остановимся, перекусим. А там и до Арзамаса недалеко.
В тюках перевозили что-то мягкое, так что Андрей с Настей удобно устроились, и даже то, что машину неимоверно трясло, а мотор подвывал и кашлял, не помешало Насте почти мгновенно заснуть. Лес монотонно сменялся неотличимыми друг от друга поселками и деревнями, дорога оказалась почти пустой, навстречу машины почти не попадались и Андрей незаметно для себя тоже уснул.
Приснилась скорая помощь, на которой он работал несколько лет после армейки. Старый сон, преследовавший его лет пять после
Проснулся от того, что машина остановилась. Помня предупреждение водителя, вылезать не стали, но тот их позвал сам:
– Вылезайте, пассажиры, обедать будем! Уже и Муром проехали.
Андрей помог Насте спуститься на землю, спрыгнул сам. Остановились на берегу небольшого озера чуть в стороне от дороги.
– Ну, давайте познакомимся, что ли. Я – Анатолий Кузьмич.
Представились и Андрей с Настей. Пока раскладывали немудреную снедь, рассказали о своих приключениях. Анатолий Кузьмич, в свою очередь, поведал, что сам из деревни, во Владимир перебрались года три как, «от МТС отправили как водителя», сын его работает на железной дороге, потому его в армию не берут, а жена дома сидит, хозяйством занимается.
– Я вас в сам Арзамас не довезу, там на въезде все машины проверяют, какая-то стройка серьезная, что-то там копают, так что километров десять придется ногами, не обижайтесь.
– Да какие обиды, Анатолий Кузьмич, все прекрасно понимаем.
Марина
И снова этот проклятый пароход. Нескончаемая сутолока, постоянно задевающие ее пассажиры, которые, казалось, никак не могут остановиться, крики, громкие разговоры, чье-то насквозь фальшивое пение, гогочущий смех – все это казалось адом. Будто ко всем ее бедам надо было добавить еще и этот пароход.
Накануне отправила Муру в Елабугу телеграмму: «Ищу комнату. Скоро приеду. Целую», а теперь, в этой кажущейся вечной пытке опять сомневалась, выдержит ли она, выдержит ли Мур. Выдержит ли всё это, вот эти люди, эта страна? Что будет, если немцы – победят?
И жить тогда – зачем? Может, без нее всем лучше будет?
И мысль эта – заполнила всю Марину. И ни о чем она больше не думала, сидя на палубе ползущего по Каме парохода.
Андрей
Анатолий Кузьмич свое слово сдержал. Как и договаривались, высадил у обочины, указал куда идти, взял обещанную Андреем плату и поехал дальше, подняв в воздух столб дорожной пыли. Андрей с улыбкой посмотрел на зачихавшую от пыли Настю, потрепал ее по волосам и сказал:
– Говорят что чихать – это к сбывающимся желаниям. Веришь, что скоро увидишь своих?
– Не-е, дядя Андрей, мне кажется, что не скоро. Арзамас-то отсюда даже не видать.
– А ты думай о том, что вот сейчас пройдем чуть-чуть и раз, доберемся!
Но через пару километров на пересечении дорог их остановил красноармеец с винтовкой на перевес.
– Стооой! Куды прешь, щас конвой пройдет, тады и дальше пойдете!
По дороге, пересекающей шоссе, медленно двигалась колонна заключенных под конвоем пары десятков вооруженных красноармейцев. Сопровождали колонну и пара собак, уныло бредущих рядом со своими собаководами. Зеки шли, опустив головы, держа в руках свой скудный скарб. Было слышно лищь сиплое дыхание, редкие покашливания и ленивые матерки конвойных.