ELAI. Том I. Несколько жизней
Шрифт:
– Да, я помню, Лизи, не скучайте, скоро буду!
– Вот так, папа нас оставил совсем одних, но ничего, нам будет весело, правда, милый?
– Мама…
Эта картинка, что появилась со вспышками света, я не помню. Мама тогда отвела меня на кухню, усадила за стол, кормила кашей, а ложка была вместо вертолетика. Мама так забавно изображала этот звук лопастей, но я понимал, что это всего лишь ложка, а смеялся только из-за звука, который она смешно воспроизводила. Интересно, мама правда думала, что
– «Вот же глупая!» – думал я тогда, – «Это же просто ложка!»
– Лизи, я дома!
– Эдди! Смотри, малыш, папа уже дома!
– Да, папа дома и не с пустыми руками! Опа!
Он тогда подарил мне зайца. Эту игрушку я часто таскал с собой. Кажется, это было моё день рождения или очередной праздник, а потом мы вместе ели торт. Он был слишком сладким для меня тогда, и я смог осилить лишь часть, наверное всего пару ложечек, которые мама также погружала мне в рот, изображая вертолетик. Всё остальное было испорчено: я всё просто помял и скинул на пол. Тогда мне казалось это довольно забавным. В принципе, что можно ожидать от ребёнка, которого веселит шевелящийся палец на руке, изображающий червяка…
– Эй! Ты слышишь меня?
Чувствую, как кружится голова, перед глазами словно пелена. Я двигаюсь ближе к дверям, чтобы выйти, но свет бликами падает в глаза. Слышу громкое биение сердца, собственное дыхание и странные запахи, что не раз приходилось ощущать в последнее время. Живот почему-то начинает крутить, а боль становится только сильнее, словно скручивая изнутри в узел.
«– О да, я знаю, каково тебе сейчас… Я бы на твоем месте забрался куда-нибудь повыше, где есть отдельное местечко, где можно уединиться, вдохнув этот холодный воздух…»
Головокружение не прекращалось некоторое время. Я попытался доползти до раковины, чтобы напиться, но, потянувшись к кружке, наступил на что-то, от чего подскользнулся и ударился подбородком о раковину, а затем о кафель.
«– Эй, просыпайся, давай, тебе пора… Элаи!»
Я резко очнулся и аккуратно поднялся с пола. На руке осталось немного запекшейся крови, видимо, я разбил подбородок. Голова немного трещит от удара, но с кружкой я успешно отправляюсь в свою комнату. Вместе с ней хватаю одеяло и направляюсь в коридор. Я помню, что где-то в потолке был люк, а за ним кабинет отца, который там работал. После того как я нашел нужную потолочную плиту, выдвинулась лестница. Рядом, в тумбочке, были ключи, но их было так много, что пришлось несколько раз забираться наверх, вставлять ключи и возвращаться обратно, открывая и закрывая тумбу. После того как я нашел нужные ключи, убедился, что в доме нет дубликата. Я забрался внутрь, осмотрел пространство внизу и, убедившись, что все на своих местах, закрыл за собой люк, заперевшись наверху. Оставил ключи в замке, чтобы никто не смог проникнуть внутрь, заставая меня врасплох.
Кабинет остался таким же, как и во время присутствия здесь отца, это немножко грело душу. Те же обшарпанные темные стены, то же единственное, такое же гниющее окно и те же смежные комнатки: небольшая библиотека и ванная комната, совмещенная с туалетом. «То, что мне нужно», – подумал я. Те горы книг, что кучами накиданы в библиотеке между стеллажами, на удивление, были забиты полками; те документы,
Я помню, как он сидел здесь, а мама кричала на него, но я не понимал тогда, почему. Что случилось, да и насколько это серьезно. Папа лишь занимался тем, чем и всегда, ежедневно, ничего нового не произошло.
– Эдвард-пайн, ну живо спускайся! Сколько раз мне нужно распинаться перед тобой? Я что, многого прошу? Неужели так сложно уделить время семье, а не этим бумажкам?
– Я что, это для себя делаю? Я всё ради вас стараюсь, ты не понимаешь! Если бы не я, у нас бы давно отобрали дом!
– Ты только и можешь, что вспоминать тот случай, это случилось из-за тебя, и именно моему папе пришлось всё это разгребать!
– Да он ничего не сделал! Это я сейчас продолжаю всё это разгребать, и это именно ты развела тот конфликт с властями. ВСЁ можно было потихоньку решить, но нет…
– Давай, обвиняй теперь меня во всём! Я же виновата в каждой грёбанной проблеме…
– Эд… т…
Они тогда продолжали ссориться, казалось, что даже моего крика не было слышно…
***
«—Ты хочешь это вернуть? Думаешь, было бы лучше?»
—Хотя бы не было так ужасно, как есть сейчас…
«—Ты точно в этом уверен? Я думаю, что всё давно уже шло к подобному исходу. Он хотя бы стал намного счастливее.»
—А можно ли стать счастливее далеко от близких людей?
«—Можно…»
—Значит, мы ему не были нужны, ни я, ни мама… Он мог бы хотя бы забрать меня! Почему он этого не сделал? Почему бросил совсем одну… С ней…
По щекам предательски потекли слезы, а крик где-то там не замолкал, словно прошлое закрылось в маленькой темной комнате, и я пытаюсь докричаться до себя, что остался в настоящем. В ответ лишь тишина, я ничего не слышу, совсем, только глухой крик из той маленькой комнаты и стук, что болью прорывается из-под ребер.
Отец часто запирался здесь после очередной ссоры и не спускался, так как на чердаке было все оборудовано специально для подобных случаев. Он ничего не ел и пропускал все приемы пищи, погружаясь с головой в работу. Над чем именно он работал, я не знаю, помню только, что эта работа была связана с какими-то разработками. Он был ученым, хорошо зарабатывал, предлагая свои услуги в качестве врача, порой ходил лечить пациентов, но больше времени проводил в своем личном кабинете. Мне всегда было интересно заглянуть сюда в момент его работы, посмотреть поближе на то, что именно его привлекает в нахождении в полном одиночестве, без малейшего присутствия кого-либо рядом. Он не любил, когда его отвлекали или когда они с мамой ссорились, а больше всего ненавидел ее претензии к себе и то, как хитро она к скандалу и нарастающей обстановке приписывала меня.