Элантрис
Шрифт:
Шай сосредоточенно продолжала резать. Он сказал это так, будто…
Конечно, он прекрасно понимал, что ничего этого она бы не сделала. Большинство Великих совершенно не соображали в воссоздании, и он в том числе. Однако его знаний вполне хватило понять, что таким способом она бы не смогла ускользнуть. Как и не смогла бы превратить постельное тряпье в стекло.
Более того! Просто взять и обратить всю стену в камень какого-нибудь другого вида – задача архисложная.
Пришлось бы менять слишком много деталей. Например,
В таком деле – это слишком серьезные изменения, практически невозможные. Особенно учитывая, что она совсем не знала никаких деталей о настоящих, реальных, каменоломнях.
Правдоподобность – вот что было ключевым условием при воссоздании, будь оно магическим или нет. В народе, конечно, ходили слухи, что Воссоздатели переделывают свинец в золото, однако реальность такова, что сделать из золота свинец гораздо проще.
Придумать историю для слитка золота, в который кто-то где-то подмешал свинец… Ну, это была бы правдоподобная ложь. Но обратное будет так невероятно, что печать для подобной трансформации долго не протянет.
– Вы впечатлили меня, ваша светлость, – наконец ответила Шай. – Рассуждаете прям как Воссоздатель.
Гаотона помрачнел.
– Это был комплимент, – заметила она.
– Я ценю правду, юная леди. Не подделки, – он одарил ее взглядом разочарованного дедушки. – Я видел одну из твоих работ. Та поддельная картина, которую ты создала… она замечательна и, тем не менее, создана во имя выгоды. Какие чудесные работы ты могла бы сотворить, если бы посвятила себя стараниям и красоте, а не богатству и обману?
– То, что я делаю, – великое искусство.
– Нет. Ты копируешь великое искусство других. То, что делаешь ты, технически великолепно, но полностью лишено души.
Шай чуть не выпустила зубило, ее руки напряглись. Как он посмел? Одно дело – угрожать ее жизни, но оскорблять ее искусство? Это ставило ее в один ряд с теми… с теми Воссоздателями-недоучками, штампующими урну за урной.
Она с трудом успокоилась и выдавила улыбку. Тетушка Сол однажды сказала, что худшие оскорбления нужно встречать улыбкой и огрызаться на самые незначительные. Тогда ни один человек не догадается, что у тебя на сердце.
– Так как вы собираетесь держать меня под контролем? – спросила она. – Мы с вами выяснили, что я подлая мерзавка и не могу слоняться по коридорам дворца. В то же время вы не можете связать меня, как и не можете доверить мою охрану своим людям.
– Ну, – вымолвил Гаотона, – по возможности я буду лично следить за твоей работой.
Она бы предпочла Фраву – казалось, той легче манипулировать, но и это было приемлемо.
– Как пожелаете, – сказала Шай. – Но в большинстве своем моя работа будет скучной
– Я здесь не для веселья, – ответил Гаотона. Он жестом подозвал капитана Зу. – Я всегда буду приходить в сопровождении капитана. Он единственный из Бойцов, осведомленный о ране императора… и о наших планах в отношении тебя. Остальные охранники будут присматривать за тобой в течение дня. Только посмей заговорить с ними о своей работе. Я не допущу никаких слухов о происходящем.
– Можете не волноваться, ни с кем разговаривать я не собираюсь, – честно сказала Шай – Чем больше народу знает о задуманном воссоздании, тем скорее оно не удастся.
«Более того, – подумала она, – стоит мне заговорить с любым охранником, как его тут же казнят – чтобы не разболтал лишнего».
Не то, чтобы она сильно любила Бойцов; просто империю она любила еще меньше. А Бойцы, они те же рабы. Да и не очень хотелось, чтобы кого-то убивали просто так.
– Вот и отлично, – выговорил Гаотона. – Кстати, за дверью ждет еще одна небольшая гарантия того, что ты никуда не убежишь. Прошу Вас, капитан, заводите.
Зу открыл дверь. Среди охраны кто-то стоял – в плаще и с накинутым капюшоном. Он грациозно прошел в комнату, однако в его движениях было что-то фальшивое, неестественное. Зу закрыл дверь, и незнакомец откинул капюшон. Глаза у него были красные, а кожа на лице – молочно-белая.
Шай зашипела:
– И вы еще смеете утверждать, что мое ремесло – грязное колдовство?
Гаотона не обратил на восклицания Шай ни малейшего внимания. Он поднялся и поприветствовал вошедшего:
– Скажи ей.
Незнакомец провел по двери длинными тонкими пальцами, изучая каждую деталь.
– Вот здесь я поставлю руну, – произнес он с акцентом. – Стоит ей покинуть комнату или вдруг трансформировать дверь или руну – я мгновенно об этом узнаю. А мои «собачки» тут же начнут погоню.
Шай вздрогнула. Она взглянула на Гаотону пылающим взглядом:
– Это же Клеймящий Кровью! И вы привели его в свой дворец?
– Он себя хорошо проявил, и мы его очень ценим, – объяснил Гаотона. – Он предан, надежен и главное – эффективен. Понимаешь ли, порой приходится обращаться к злу, особенно если нужно сдержать еще большее зло.
Девушка вновь тихо зашипела, когда Клеймящщий достал что-то из-за пазухи. Печать души! Костяная и грубо выполненная. Значит, и его «собачки» – человеческие жизни – воссозданные из костей усопших!
Клеймящий взглянул на нее.
Шай в ужасе отступила.
– Вы не посмеете!
Зу схватил ее за руки. О, Ночи, как он силен! Шай запаниковала. О, если б только у нее были знаки сущности, если бы только…! С их помощью она бы им устроила! Она бы высвободилась и бежала, бежала, бежала…