Элантрис
Шрифт:
– Письма. Я бы взял связку писем.
– Каких писем, сюл? – Галладон выглядел не менее удивленным. – От кого?
– От девушки.
Дьюл рассмеялся.
– У тебя была женщина, сюл? Никогда бы не принял тебя за романтика.
– Если я не предаюсь трагическим вздохам, как персонаж из дюладелских романов, это не значит, что мне недоступны глубокие чувства.
Галладон примирительно поднял руки.
– Не сердись. Я вовсе не удивлен. И кто эта девушка?
– Мы были на пороге свадьбы.
– Должно быть, стоящая
– Должно быть, – согласился Раоден. – Хотел бы я увидеть ее.
– Вы никогда не встречались?
ринц покачал головой.
– Потому и письма, дружище. Она жила в Теоде – дочь тамошнего короля. Год назад она начала писать мне, а поскольку ее письма отличались прекрасным слогом и остроумием, я не мог не ответить. Мы переписывались почти пять месяцев, и тогда она сделала мне предложение руки и серца.
– Она тебе?!
– Без тени застенчивости, – ухмыльнулся Раоден. – Конечно, без политики не обошлось. Сарин желала скрепить союз между Арелоном и Теодом.
– И ты согласился?
– Нам представилась прекрасная возможность возобновить связи с Теодом. Прошлый год дался мне нелегко: отец упорствовал в намерении довести Арелон до погибели, а он не отличается терпимостью к инакомыслящим. Но стоило ноше показаться непосильной, как я получал письмо от Сарин. У нее тоже есть сеон, и после объявления о помолвке мы часто разговаривали через них. Она вызывала меня по вечерам, и звук ее голоса завораживал и успокаивал. Порой мы говорили часами.
– Кто-то утверждал, что не собирается хандрить подобно книжным героям, – с улыбкой заметил Галладон.
Принц фыркнул и вернулся к толстому тому на коленях.
– Ты первым начал. Вот мой ответ: я бы взял письма. Meня радовала мысль о свадьбе, даже если в первую очередь она затевалась как ответ дереитскому вторжению в Дюладел.
Воцарилась тишина.
– Что ты сказал? – шепотом переспросил Галладон.
– О чем? О письмах?
– Нет. О Дюладеле.
Раоден ошарашенно разглядывал дьюла. Тот утверждал, что попал в Элантрис несколько месяцев назад, но жители Дюладела славились талантом к преуменьшению.
Республика пала чуть больше полугода назад…
– Я думал, тебе известно.
– Что, сюл? Что, ты полагал, мне известно?!
– Мне очень жаль, Галладон. Дюладелская республика пала.
– Нет, – выдохнул Галладон, не отрывая от принца взгляда широко распахнутых глаз.
Раоден кивнул.
– Произошла революция, подобная арелонской десять лет назад, только более кровавая. Республиканцев уничтожили, и на их место пришла монархия.
– Не может быть! Мы верили в республику, и она стояла крепко!
– Все меняется, дружище. – Принц сочувственно положил руку ему на плечо.
– Только не республика, сюл. Мы получили право выбирать, кто будет нами править, – зачем восставать против такого порядка?
– Не знаю, до нас дошло мало сведений. В Дюладеле царила
– Значит, теперь опасность грозит Арелону. Мы всегда стояли между вами и легионами дереитов.
– Мне это приходило в голову.
– Что случилось с Джескером? Что случилось с нашей верой?
Вместо ответа принц покачал головой.
– Ты должен что-то знать!
– Теперь в Дюладеле царит Шу-Дерет. Мне очень жаль.
Надежда исчезла из глаз дьюла.
– Значит, он покинул нас.
– Остались мистерии, – предложил слабое утешение Раоден.
– Мистерии не имеют отношения к Джескеру! Они – насмешка над святыми понятиями. Только чужаки, которые ничего не смыслят в Дор, принимают участие в мистериях.
Раоден сжал плечо горюющего друга, не зная, как того утешить.
– Я думал, ты знаешь, – беспомощно повторил он.
Галладон только застонал, уставясь вдаль невидящим взглядом.
Принц оставил его на крыше – дьюл хотел побыть наедине с настигшим его горем. Не зная, чем заняться, и желая избавиться от тягостных раздумий, он вернулся в часовню. Грустные мысли тут же вылетели у него из головы.
– Кахар, как красиво! – Принц в восторге огляделся вокруг.
Старик убирался в углу комнаты, и когда он поднял на возглас голову, его лицо сияло гордостью. Налет слизи исчез, явив под собой чистый, бело-серый мрамор. В западные окна лился солнечный свет, отражался от блестящего пола и озарял помещение божественным сиянием. Всю поверхность покрывали рельефы; до сих пор затейливые резные изображения скрывала грязь. Раоден пробежался пальцами по крохотным фигурам, ощущая мастерски вырезанные, как живые, лица.
– Потрясающе, – прошептал он.
– Я сам не знал, что они здесь, господин. – Кахар приковылял к принцу. – До уборки их покрывал налет, а потом они терялись в тенях, пока я не закончил с полом. Мрамор настолько гладкий, что его можно спутать с зеркалом, а окна направляют свет прямо на него.
– И рельефы покрывают все стены?
– Да, господин. На самом деле наша часовня – не единственное место, где их можно увидеть. Иногда попадается стена или мебель, на которых что-то вырезано. Судя по всему, до реода элантрийцы их любили.
– Недаром его называли городом богов, Кахар.
Старик улыбнулся. Его руки почернели от грязи, а с пояса свисало полдюжины размочаленных тряпок для уборки. Но он выглядел счастливым.
– Что дальше, милорд? – спросил он.
Раоден поспешно соображал. Кахар набросился на беспорядок в церкви с тем же священным негодованием, с каким жрецы обличают грехи. Впервые за последние месяцы, а может, и годы, старик ощутил свою нужность.
– Наши люди поселились в соседних домах, – произнес Раоден. – Какой толк от уборки, если они не перестанут таскать сюда грязь?