Ельцин как наваждение. Записки политического проходимца
Шрифт:
Пожимаю протянутую для прощания руку и делаю вид, что вспомнил кое-что важное, о чем должен был сообщить:
– Борис Николаевич, деньги я отвез.
– Какие деньги?
– Те, что вы дали на лечение Никиты Михайловского и дочерей двух ленинградских актеров.
– А-а, вы об этом, – на лице Ельцина не чувствую никакого интереса ни к моему сообщению, ни к теме в целом. – Хорошо.
А теперь главное:
– Мне Лев Евгеньевич рассказал, что тут кое-кто утверждает, будто о я взял у вас больше, чем отвез в Питер. Так вот…
Шеф останавливает меня протяжным «Та-ак!».
– Я слышал об этом. Но если б поверил,
С одной стороны, приятно, что шеф мне верит, но, с другой, как-то неловко, что усомнился в его доверии. И, чтобы как-то сгладить свою неловкость, возвращаюсь, как мне кажется, к главному для него:
– Питерские просили вам передать огромную благодарность за помощь, – в ответ Ельцин молча кивает. – Думаю, в артистической среде это будет иметь положительный резонанс…
Ельцин морщится:
– Есть правило, которого я стараюсь придерживаться: ты помог – забудь, тебе помогли – помни!
Бегу к метро под проливным дождем. Чувствую, с волос за ворот куртки стекает холодная струйка. Неприятно, но стараюсь не обращать на это внимания. Мне чертовски хорошо сейчас. Можно сказать, радостно. «Ты помог – забудь, тебе помогли – помни», – какое удивительное жизненное правило! За него, за это правило, я готов простить ему многое. И то, что впустую потрачено столько нервов. И что так часто бывало до боли стыдно. И что вдоволь наслушался от коллег обвинений в лицемерии и вранье. Все это готов простить. Прощу даже то, что по его милости Леша Царегородцев, работающий с ним со времен Свердловского обкома, за мои заметки «про Ельцина» называет меня «пятновыводителем».
…Июль. Нестерпимый, редкостный для Москвы зной. В другое время взял бы отпуск да уехал куда-нибудь на природу, но сейчас не могу – рабочие издательства «Правда», наперекор своему руководству и настойчивым требованиям райкома партии, избрали меня делегатом XXVIII съезда КПСС. Вот и ношусь теперь челноком между Кремлем и улицей Правды! Днем заседаю на партийном съезде, в перерыв пишу в редакции очередную заметку, вечером опять заседаю, а после «отбоя» еду в редакцию, чтоб обсудить с коллегами итоги минувшего дня. Ни на что другое не хватает ни сил, ни времени.
Чтобы написать заметку в завтрашний номер, у меня совсем мало времени. Час-полтора, не больше. Поэтому стараюсь ни на что не отвлекаться, особенно на телефон. Тем более что звонят часто и со всей страны. Правда, вопрос у людей в основном один и тот же: от этой партии можно ожидать перемены к лучшему, или она уже ни на что не способна? Поэтому, когда секретарь редактора сообщает, что кто-то очень настойчиво просит пригласить меня к телефону, даю волю чувствам: да что ж это такое, черт вас подери?! Но она уже сказала, что я на месте, поэтому не отвертеться, приходится идти к телефону. Но раздражение преодолеваю с трудом:
– Слушаю! Ну, говорите же!
– Павел, помните, вы привозили в Ленинград деньги от Бориса Николаевича для лечения нашей девочки? – нехорошее предчувствие сжимает сердце: «Случилось что-то нехорошее!». – Но ни у меня, ни у мужа нет заграничного паспорта. Мы ведь до сих пор никуда не выезжали…
– Вам надо обратиться в отдел виз по месту жительства. Они обязаны выдать вам паспорта.
– Обратились. И даже документы сдали. Но нам сказали, что паспорта будут готовы не раньше, чем через
Обещать-то я пообещал, но как выполнить обещанное, ума не приложу. Обращаться по этому поводу к Ельцину бесполезно. Во-первых, он едва ли захочет помочь. У него и раньше любое упоминание о КГБ вызывало идиосинкразию, а теперь, когда он вот-вот заявит о выходе из КПСС, и слышать об этом не пожелает. Оборвет на полуслове. Но есть и «во-вторых» – он едва ли сможет помочь, потому как КГБ отвечает ему такой же неприязнью. Может, он с кем-то на Лубянке и водит знакомство, но едва ли захочет его афишировать.
Но раз я обещал, надо что-то придумать. Вот только что?
Не знаю, как выглядела рассадка делегатов прежних партийных съездов, но на нынешнем она, по замыслу устроителей, должна символизировать демократизм и равенство. Так, нашу столичную делегацию, в которой намного больше, нежели в других, людей сановных и известных всей стране, разместили не в партере перед глазами президиума, а в левой ложе амфитеатра. Для выступающих делегатов это, конечно, не очень удобно, далековато до трибуны, но для бессловесных вроде меня имеет свои плюсы. Например, если вдруг возникает необходимость, можно в ходе заседания покинуть зал, не рискуя получить персональное замечание от председательствующего. А еще в ложе проще общаться друг с другом, чем мы и занимаемся, когда речь очередного оратора не рождает никакого интереса, а таких, увы, немало, если не сказать жестче, – большинство.
Мой сосед – министр внутренних дел Вадим Викторович Бакатин. По всей видимости, ему непросто сочетать участие в работе съезда с текущими служебными обязанностями, от которых его никто не освобождал. Поэтому он то появляется рядом со мной, то его кресло пустует. Но когда он в зале, успеваем перекинуться словами о происходящем.
– Хочу попросить вас о помощи в одном деле.
Полушепотом рассказываю министру о больной лейкозом питерской девочке, о том, что ей надо срочно выехать на лечение в Германию, что у ее родителей нет загранпаспортов, а на их оформление может уйти несколько месяцев. Конечно, существует определенный порядок, и пока его не отменили, паспортисты обязаны его выполнять. Но ведь это особый случай, каждый день на счету!
– У вас есть координаты этой семьи? Дайте мне, постараюсь помочь.
Не знаю почему, но мне не верится, что Бакатин найдет время заняться моим вопросом. А то, что пообещал, так это еще ничего не значит. Я много общаюсь с сильными мира сего и привык к тому, что они почти никогда не говорят «нет». Пообещать, но не сделать, и даже не объяснить причину – это обычная манера общения сановников нынешней политической эпохи.
…Утреннее заседание, как и вчера, началось с бурного обсуждения ничего не значащих процедурных вопросов. Кресло рядом со мной пустует. Видимо, министру снова не до того. Но и я не собираюсь тут сидеть до «вечерней дойки» – лишь только председательствующий объявляет перерыв, спешу к себе на улицу Правды. Благо на время съезда мне время от времени выделяют персональный автомобиль – видавший виды раздолбанный редакционный «Рафик».