Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина
Шрифт:
Я:
– Чем объяснить, что после блистательной августовской победы произошел столь же блистательный сентябрьско-октябрьский провал? Я имею в виду почти двухмесячное беспомощное переминание российского руководства с ноги на ногу перед порогом реформ, на фоне стремительно ухудшающегося положения в стране.
Бурбулис:
– Хотя я и не оцениваю последние два месяца как блистательный провал, я понимаю, что неудовлетворенность этим периодом очень сильна…
Я:
– Вон под вашими окнами люди стоят с плакатами: «Ельцин, действуй смелее!» Это сегодня у всех на устах.
Бурбулис:
– Пауза была
Я:
– Вы хотите сказать, что выработать эту стратегию нельзя было быстрее, чем за два месяца? Так ли уж необходимо было Ельцину уходить в отпуск в столь критический момент? Одни говорили, что он пишет книгу о путче, другие – что он играет в теннис… Это в то время, как все рушится и летит к чертовой матери.
Бурбулис:
– Я считаю, что это было оправданно. Была острейшая необходимость сменить обстановку. «Отпуск» позволял Борису Николаевичу определить новый курс и как раз покончить с этой затянувшейся паузой.
Я:
– Но все-таки политик, руководитель страны, наверное, должен принимать решения, в том числе и по каким-то основополагающим вопросам, достаточно оперативно. Это же политик, а не философ. Что было бы, если бы во время путча Ельцин удалился для размышлений на гору Афон? В конце концов, то, что надо делать, было ясно давно…
Бурбулис:
– Да, стратегические задачи и цели были ясны, но в каких конкретных формах их решать и добиваться, – над этим пришлось до последнего времени думать.
Я:
– Вот здесь, в Белом доме, тепло, уютно, повсюду ковры лежат. Эта обстановка уюта, комфорта, довольства, спокойствия, конечно, не соответствует атмосфере растерянности, тревоги, смятения, которая там, за окном. Может быть, стоило бы здесь кое-где просверлить потолки, чтобы капало? Или выставить из двух хотя бы одну раму, чтобы поддувало? Может быть, тогда появились бы дополнительные стимулы действовать более энергично?
Бурбулис:
– Этот укор я не принимаю. Может быть, в будущем нам или тем, кто придет за нами, будет грозить этот «комфорт власти», однако сегодня он нам не грозит. Большинство из нас и прежде, и теперь напрямую связаны с реальной жизнью, той самой, которая, говоря вашими словами, там, за окном.
Грядет не только экономическая катастрофа. Происходит РЕАЛЬНЫЙ распад Союза. Республики почти все уже разбежались. «Предпредпоследней», 27 октября 1991 года, о своей независимости объявила Туркмения, которая долго, по какому-то хитроумному замыслу своего вождя Сапармурата Ниязова, будущего Туркменбаши, «отца» всех туркмен, тянула с этим.
«Зависимыми» остаются лишь Казахстан и Россия. Что касается Казахстана, ее президент Нурсултан Назарбаев до конца будет вести двойную игру – хотя он давно уже полновластный хозяин в своей республике, но в то же время на всякий случай будет подставлять плечо Горбачеву, который прилагает отчаянные усилия для сохранения Советского Союза.
Если же говорить о России, о ее невыходе из СССР – куда ж ей, собственно, выходить? Поднимать
В принципе, наверное, здесь бы и можно уже было поставить точку: если почти все республики, входящие в состав страны, стали независимыми от нее, а о своем суверенитете вообще заявили все (настаивая при этом на верховенстве собственных законов над общесоюзными), то, по всем законам логики, страны больше нет. Однако каким-то непостижимым образом, хоть и в общипанном виде, страна все же продолжала существовать еще почти два месяца, причем все это время Горбачев вел яростную борьбу за ее спасение.
125 граммов хлеба на человека. По карточкам
27 октября 1991 года. Страшная заметка в «Московских новостях»:
«На Забайкальской железной дороге впервые со времен гражданской войны совершено нападение на пассажирский поезд».
Жители двух поселков остановили этот поезд и выгрузили из вагона-ресторана весь, какой там был, хлеб.
На грабеж их сподвиг самый натуральный голод: как пишут авторы, по месту жительства гражданам из этих поселков по карточкам полагается… 125 граммов хлеба на человека. При этом очередь занимают с вечера и постоянно отмечаются. Не отметился вовремя, – вылетаешь из очереди.
125 граммов хлеба в день – это меньше, чем выдавали, опять же по карточкам, рабочим в блокадном Ленинграде. Рабочие получали по 250. А норма в 125 граммов полагалась служащим, иждивенцам и детям до двенадцати лет. Эти представляли для страны меньшую ценность, им дозволялось умирать от голода раньше.
Этот случай с ограблением поезда в Читинской области (а было немало и других подобных случаев) – хорошая справка для тех, кто до сих пор долдонит, что никакой угрозы голода осенью 1991-го в стране не было, что все это выдумали реформаторы для оправдания своих «грабительских» реформ.
А рядом в «Московских новостях» другая заметка – как кормят начальство в Доме приемов МИДа СССР:
«Почти все официальные встречи заканчиваются за обеденным столом. Их в особняке несколько. За самым большим, в Каминном зале, могут отужинать 52 человека. Еду им готовят на кухне в цокольном этаже. Правда, президентов кормят отдельно, с личной кухни Горбачева, – привозят еду из Кремля. Меню преимущественно русское, но повара знают и другие кухни. Кстати, есть здесь традиция – не брать поваров из ресторанов: в котлету госсекретаря хлеба вместо мяса не положишь, да и с полными сумками здесь уходить не принято. Оборудование на кухне западное, приправы тоже, но все продукты… отечественные. Напитки – минеральная вода, соки, сухие грузинские вина, молдавский коньяк».
Вот так. Одним по 125 граммов хлеба в день «на рыло», да и то не достанешь. А другим… Если этот самый хлеб вздумаешь в котлету запихнуть, – гляди, башку оторвут!
В общем, как шутили во времена Великой французской революции, – «Свобода! Равенство! Братство!»
Начальству голод действительно не грозил. Возможно, поэтому Горбачев и не торопился с реформами. Вообще, когда наблюдал за этими неторопливыми действиями президента, за тем как он «зациклился» на, в общем-то, малозначащей «бумажке» – Союзном договоре, – мне, да, наверное, и не только мне, порой казалось, что он плохо себе представляет, что реально происходит в стране.