Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина
Шрифт:
Сам Горбачев заявил, что решение Шеварднадзе стало для него неожиданностью. Он упрекнул своего соратника: дескать, тот своим поступком поставил под сомнение весь курс на перестройку, а между тем ему готовился второй пост в исполнительной власти - пост вице-президента.
Если это действительно так, если бы вице-президентом действительно стал Шеварднадзе, а не Янаев, у гэкачепистов в августе 1991-го могли бы возникнуть проблемы… Кого бы они назначили и.о. президента? По Конституции в той придуманной ими ситуации Горбачева мог заменить только «вице». Больным пришлось бы объявлять и второе лицо в государстве. Не слишком ли много больных? Да нет, пожалуй, вообще пришлось
Реагируя на неожиданное выступление Шеварднадзе, Горбачев также уверил Съезд, что не располагает информацией о каком-то заговоре, о грядущем установлении какой-то диктатуры. Президент отверг такую возможность.
Впрочем, не всех его слова убедили. Кое-кто подумал, что к заговору может быть причастен и сам Горбачев, пусть даже не как главное действующее лицо. «Российская газета» писала в те дни:
«В нынешнем лидере страны диктатора мало кто предполагает. Но наша история полна примерами быстрой смены лидера. Может прийти другой, и он выполнит какую-нибудь «историческую миссию». Гарантий от этого практически нет».
Что на самом деле стояло за демаршем Шеварднадзе? Сам он позднее уверял, что предупреждал именно о подготовке путча. Так, в интервью телеканалу «Киев» 10 октября 2008 года (возможно, были и другие, более ранние, его выступления аналогичного содержания), объясняя, почему он, министр иностранных дел, знал то, чего не знал даже президент, Шеварднадзе сказал:
– Понимаете, у меня было много очень осведомленных сотрудников и знакомых (по-видимому, имелись в виду сотрудники МИДа, одновременно находившиеся на службе в лубянском ведомстве. – О.М.) Ведь как, допустим, готовили людей в КГБ? Приметив грамотных, умных ребят в средней школе, с ними начиная с восьмого-десятого класса уже работали: они взрослели, оканчивали Дипломатическую академию и становились агентами. Эти интеллектуалы буквально всё знали, поэтому у меня было больше информации, чем у Горбачева. Горбачев, допускаю, о путче не ведал, но я-то был в курсе и, когда подал в отставку, сделал известное предупреждение.
Если быть точным, он сначала заявил об угрозе установления диктатуры и лишь потом – об отставке. Но это, разумеется, несущественно.
Непонятно все же, почему Шеварднадзе, располагая такой важнейшей информацией, не прибег к самым эффективным способам противодействия – не передал эту информацию лично Горбачеву, с упоминанием конкретики (фамилий, намечаемых сроков переворота и т.д.), а выступил публично и довольно неопределенно.
Подозреваю, ничего конкретного он все же не знал, знал обо всем лишь приблизительно, больше догадывался…
Хотя выступление Шеварднадзе всех взбудоражило, продолжалась и дискуссия о проекте Союзного договора.
«Российская газета» так писала об итогах обсуждения:
«Если суммировать все сказанное в прениях по проекту Союзного договора, а главное, суммировать весомость аргументов «за» и «против», то вывод будет однозначным - предложенный проект неприемлем».
Тем не менее, в выступлении председателя Совета Национальностей союзного парламента Рафика Нишанова, который подвел итог дискуссии, прозвучало скорее обратное: он
– Полезным было многообразие взглядов, позиций, - сказал Нишанов.
– Работа над проектом в основном завершена, в субботу он будет роздан делегатам, а в понедельник документ можно и принять.
Рафик Нишанович был известен как человек, для которого главным было - подавать все в максимально обтекаемой и оптимистичной форме, обходя какие бы то ни было острые углы.
Однако проект Союзного договора так и не был принят - ни в понедельник, как планировал Нишанов, ни во вторник, ни в среду… Союзному договору предстояла еще долгая и трудная судьба.
Вместо Союзного договора было принято постановление об общей концепции этого договора и порядке его заключения. В нем говорилось, что обновленный Союз должен быть основан на волеизъявлении самих народов.
Чтобы выявить эту волю, Съезд, по предложению Горбачева, решил провести всесоюзный референдум - спросить трудящихся, желают ли они жить в этом самом едином обновленном Союзе или им хочется чего-то другого.
Съезд избрал также (правда, лишь со второй попытки) вице-президента этого будущего единого и обновленного Союза (кто бы сомневался, какими будут результаты плебисцита) - «зрелого политика, способного участвовать в обсуждении и принятии важных решений государственного масштаба», как его аттестовал Горбачев, - Геннадия Янаева.
Что-то быстро Горбачев переключился с одной кандидатуры вице-президента на другую – с Шеварднадзе на Янаева. Не уверен, что о первом он думал всерьез. Шеварднадзе – крепкий, самостоятельный политик. Такой на посту вице-президента не нужен. Это номинальная, декоративная должность. Должность чиновника по особым поручениям, не обладающего никаким политическим весом. Так что Янаев, скромный профсоюзный деятель, только что произведенный в члены Политбюро, не входивший даже в ближний круг президента, тут в самый раз.
Пройдет чуть более полугода, и этот «зрелый политик» в полной мере проявит свою зрелость, возглавив – пусть, формально, – государственный переворот.
Еще один всесоюзный референдум было решено провести по вопросу о земле - допустимо ли отдавать ее в частные руки? Поскольку российский парламент уже принял, около месяца назад, закон «О земельной реформе», допускающий это, Ельцин и его единомышленники в российском руководстве расценили намеченный референдум как очередное бесцеремонное вмешательство Центра в дела России: ведь до его проведения российский закон как бы признается приостановленным, а в случае отрицательного решения референдума и вовсе отправляется в корзину, на аграрной реформе ставится крест.
Раз от разу взаимное раздражение накапливалось.
Очень болезненно восприняло большинство союзных депутатов попытки изгнать из названия СССР явно устаревший эпитет «социалистических» в применении к республикам. «Российская газета»:
«Одному депутату, родившемуся в Союзе, мать завещала там же и умереть (подразумевалось, естественно, - в Союзе Советских Социалистических Республик.
– О.М.) Он просил Съезд не нарушать наказ матери… Депутат Федотова солидаризовалась с требующими скорейшего подписания договора потому, что «женщины страны очень этого желают»… Сильно опасалась депутат за «любимую аббревиатуру - СССР», как бы не выхолостили из нее социалистичность».