Ельцын в Аду
Шрифт:
– Лазарь, ты же был моим лучшим другом, - со страданием в голосе сказал герой гражданской войны.
– В первую очередь я был лучшим другом самому себе!
– ответствовал Лазарь Моисеевич.
– Одна дама очень любила при мне хвалить Сталина. Я поддакивал. Но после XX съезда она заявила: «Оказывается, Сталин был не столь уж гениален». Я тогда сказал сам себе: «Оказывается, она идиотка, а я думал – стукачка!» Ты же, Иона, подписывал доносы на своих друзей... И смертные приговоры им выносил...
– История тебе двурушничества не простит! Уже не простила!
... Кагановича комично
– Если б меня история наказала только этим!
– заплакал Лазарь Моисеевич.
Его брат Михаил Каганович был единственным заместителем наркома, который в 1934-1939 годах стал кандидатом в члены оргбюро ЦК. Высокое партийное звание делало его влиятельнейшим человеком.
В декабре 1939 года он возглавил наркомат авиационной промышленности – важнейший из всех оборонных ведомств, потому что Сталин особенно интересовался авиацией. Но через год был освобожден и получил назначение с большим понижением, а еще через полгода покончил жизнь самоубийством.
Лазарь Каганович: «Я пришел на заседание . Сталин держит бумагу и говорит мне:
– «Вот есть показания на Вашего брата, на Михаила, что он вместе с врагами народа».
Я говорю:
– «Это сплошное вранье, ложь, - так резко сказал, не успел даже сесть.
– Это ложь. Мой брат Михаил большевик с 1905 года, рабочий, он верный и честный партиец, верен партии, верен ЦК и верен Вам, товарищ Сталин».
Сталин говорит:
– «Ну а как же показания?»
Я отвечаю:
– «Показания бывают неправильные. Я прошу Вас, товарищ Сталин, устроить очную ставку. Я не верю все этому. Прошу очную ставку».
Он поднял глаза наверх. Подумал и сказал:
– «Ну что же, раз Вы требуете очную ставку, устроим очную ставку».
Через два дня... Маленков, Берия и Микоян вызвали меня. Я пришел. Они мне говорят:
– «Мы вызвали Михаила Моисеевича на очную ставку».
Я говорю:
– «Почему меня не вызвали? Я рассчитывал, что я на ней буду».
Они говорят:
– «Слушай, там раскрыты такие дела, что решили тебя не волновать».
Вызвали Ванникова, который был заместителем у Михаила и показывал на него, других, и устроили очную ставку. Ну, эти показывают одно, а Михаил был горячий человек, чуть не с кулаками на них. Кричал: «Сволочи, мерзавцы, вы врете» и так далее. Вывели арестованных, а Михаилу говорят:
– «Ты иди, пожалуйста, в приемную, посиди, мы тебя вызовем еще раз. А мы тут обсудим».
Только начали обсуждать, к ним вбегают из приемной и говорят, что Михаил Каганович застрелился. Он действительно вышел, одни говорят, в уборную, другие говорят, в коридор. У него при себе был револьвер, и застрелился. Он человек был горячий, темпераментный. И кроме того, он человек был решительный и решил: в следственную тюрьму не пойду. И лучше умереть, чем идти в следственную тюрьму».
Берия: - После смерти Сталина, 6 мая 1953 года, я направил главе правительства Маленкову записку:
«Министерством внутренних дел Союза ССР произведена проверка
В результате проверки установлено, что эти материалы являются клеветническими, добытыми в бывшем НКВД в результате применения в следственной работе извращенных методов, а тов. М. Каганович, будучи оклеветан, покончил с собой.
На этом основании МВД СССР вынесено заключение о реабилитации тов. М. Кагановича...»
… Михаил Каганович был полностью реабилитирован, его вдове выдали единовременное пособие и установили персональную пенсию.
Ницше немедленно огорошил Кагановича вопросом:
– Почему же Вы не спасли брата?
– «Это обывательская, мещанская постановка вопроса. А если бы у меня были с ним политические разногласия? То есть если бы он пошел против партии, то почему я должен был его спасать? И должен ли брат брата спасать только потому, что он брат? Это чисто мещанская, непартийная, небольшевистская постановка вопроса. Я защищал его перед членами Политбюро, перед Сталиным, потому что я знал – он честный человек, что он за партию, за ЦК. Михаил поторопился, взял и застрелился. Надо было иметь выдержку...»
В 1941 году оказалось, что нарком путей сообщения Лазарь Моисеевич Каганович «не сумел справиться с работой в условиях военного времени». Его освободили от поста наркома. Он оставался членом Политбюро, членом Государственного комитета обороны, заместителем главы правительства, но это ничего не означало.
Сталин сослал Лазаря Моисеевича на незначительный пост члена Военного совета Северо-Кавказского (затем Закавказского) фронта. Пребывание Кагановича там оказалось счастливым для Леонида Ильича Брежнева. Именно Каганович занимался организацией десанта на Малую землю под Новороссийском, который в брежневские времена стал чуть ли не главным событием Великой Отечественной войны. Там члену ВС представили бравого бригадного комиссара Брежнева, назначенного заместителем начальника политуправления Черноморской группы войск. Экс-нарком дал толчок карьере Леонида Ильича.
– Лазарь Моисеевич, - прошамкал «бровеносец», - лично я приглашаю тебя в мою личную зону. Переходи! Я тебя каким-нибудь адским орденом награжу. Посмертно!
– Лучше я при Сталине страдать буду, чем при тебе!
– отказался Каганович.
– Что-то не с тех вы начинаете, - вмешался в процедуру выдвижения кандидатур неугомонный Ницше.
– Первым следует обсудить первого еврея...
– Иакова, что ли? Или его деда Авраама?
– издевательски вопросил несостоявшийся поп Сосо Джугашвили.
– НЕ ПОЙДЕМ В ВАШЕ БОГОМЕРЗКОЕ ПОЛЧИЩЕ!
– выразили протест с неба упомянутые патриархи.
– Ух, какие мы гордые!
– окрысился бывший семинарист.
– Ты, Авраам, был сводником: отдавал свою жену Сарру в чужие гаремы за плату, выдавая за сестру. Выгнал в пустыню на верную смерть свою наложницу Агарь с маленьким сыном Измаилом. Ты, Иаков, обманом отобрал первенство в роду у брата своего Исава, украл ценное имущество у тестя Лавана.
– С такими-то делами и чего бы им действительно к коммунистам не присоединиться?
– удивился ЕБН.