Ельцын в Аду
Шрифт:
Это был приказ Верховного Главнокомандующего! И вообще, это вы, ваш строй меня извратили! Я - чувствительный человек! Я прекрасно рисовал и пел (как Гитлер и Сталин, - подумал Ельцин), очень любил музыку, особенно классическую и оперную. Я плакал, когда слушал прелюдии Рахманинова! Я хотел строить, созидать! За время моего не столь уж долгого руководства Грузинская ССР, бывшая одной из беднейших, стала чуть ли не самой зажиточной! Я увеличил производство цитрусовых в семь раз, а чая - в пятьдесят!
Знаем мы, как ты этого добивался!
–
– Раздавал импортные чайные кусты директорам совхозов и грозил, что, если они погубят растения, то будут расстреляны!
Так ведь эти руководители иначе все бы загубили! Я ведь саженцы получал из-за границы по каналам внешней разведки - специально заказывал! А эти чинуши и пьяницы пропили бы бесценные образцы и заболтали бы все дело!
Это правда: русский да и в целом все советские народы работать как следует можно заставить только кнутом и под угрозой смерти!
– подтвердил Сталин.
– Поэтому я и вынужден был всю страну в единой концлагерь превратить! Впрочем, я не только силой действовал. И уговорами, и хитростью, и личным примером. Мгеладзе, помнишь, как я тебя убедил выращивать в Грузии лимоны просто одной милой и веселой шуткой?
Молотов пояснил:
Товарищ Сталин «... лимонник завел на даче. Большой лимонник, специально здание большое отведенное...»
Акакий Мгеладзе, бывший Первый секретарь ЦК Грузии:
«Сталин пригласил меня к себе на дачу, отрезал кусочек лимона, угостил. «Хороший лимон?» - «Хороший, товарищ Сталин».
– «Сам выращивал».
Погуляли, поговорили. Сталин снова отрезает дольку: «На, еще попробуй». Приходится есть, хвалить. «Сам вырастил и где - в Москве!» - говорит Сталин. Еще походили, он опять угощает: «Смотри, даже в Москве растет!»
Когда мне уже стало невмоготу жевать этот лимон, меня осенило: «Товарищ Сталин, обязуюсь, что Грузия будет обеспечивать лимонами всю страну!» И назвал срок. «Наконец-то додумался!» - сказал Сталин».
А я присутствовал на торжественном обеде во время войны, когда Вы, генералиссимус, особым образом, с момощью тостов, обучали своих полководцев, - вдруг подключился к беседе генерал, позднее французский президент Шарль де Голль: - «Обращаять к Новикову, командующему авиацией, Вы сказали:
Это ты используешь наши самолеты. Если будешь использовать их плохо - должен знать, что тебя ждет.
Указав пальцем на одного из присутствующих, Сталин заметил:
А вот начальник тыла. Он обязан доставлять на фронт материальную часть и людей. Пусть постарается делать это как следует! Иначе он будет повешен, как это делается в нашей стране.
Заканчивая тост, Сталин кричал тому, кого называл:
Подойди!
Тот торопливо подходил к Сталину, чтобы чокнуться с ним.
В какой-то момент Сталин вдруг сказал:
Ох уж эти мне дипломаты! Какие болтуны! Есть только одно средство заставить из замолчать: расстрелять из пулемета. Булганин, сходи-ка за пулеметом.
И вдруг, заметив
Ты слишком много знаешь! Мне очень хочется отправить тебя в Сибирь.
Вместе с моими спутниками я вышел. Обернувшись на пороге, я увидел Сталина, в одиночестве сидевшего за столом. Он снова что-то ел.
Спасибо, господин президент, что на всю жизнь запомнили мои уроки! Вот и тебе, Лаврентий, следовало быть погибче и помягче! А ты, будто мясник, все норовил топором орудовать!
– начал учить своего Малюту Скуратова Генсек.
– Созидать надо, а не ломать!
Я мечтал быть строителем!
– закатил призрачные очи долу Лаврентий Павлович.
– Все почти лучшие здания в Тбилисси — от стадиона до театра - я проектировал, лично руководил их постройкой. Да и в Москве два полукруглых здания на нынешней площади Гагарина, увенчанные наверху статуями, построены по моему проекту. И не только они!
Чего ж об этом теперь никто не знает?
– удивился Ельцин.
А я этой своей роли никогда и никак не выпячивал и до саморекламы охоч не был. После моего ареста, Помазнев, ты в записке в ЦК от 2 июля 1953 года что
написал?
«Высотные здания Берия считал своим детищем. Однажды я слышал, как он говорил, другие уже десять раз сфотографировались бы на фоне этих зданий, а тут строим, и ничего», - процитировал сам себя Помазнев.
Так что ж получается: Берия - предшественник перестройки и моих реформ? И никакой не палач?!
– удивлению Бориса Николаевича не было границ.
Вот-вот!
– обрадовался неожиданной поддержке, пусть даже от ренегата, Лаврентий Павлович.
– А то вот товарищ Сталин меня обижает! На конференции в Ялте Рузвельт спросил:
«Скажите, маршал, а кто этот господин в пенсне, который мне так и не был представлен?»
«А это наш Гиммлер. Его фамилия Берия», - ответил товарищ Сталин.
Что ж Вы меня позорили, Иосиф Виссарионович, сравнивая с гитлеровским живодером?! Совсем меня не уважаете?!
Я тобой горжусь!
– захохотал Вождь.
– Потому что ты - самый настоящий палач, причем лучший из лучших! Самый нужный мне управленец - и одновременно кат! Очень полезный! Товарищ Жуков, как Вы выразили суть бериевской натуры и особую роль Лаврентия в моем окружении?
«Он был готов выполнить все что угодно, когда угодно и как угодно. Именно для этой цели такие люди и необходимы».
А что мне оставалось делать?
– попыталась вздохнуть душа Берии.
– Я сразу нашел правильные ответы на два вопроса, судьбоносных для абсолютно всех граждан СССР...
Это какие ж?
– тут же заинтересовался Ницше.
Что лучше: стучать или перестукиваться? Выгоднее смотреть на происходящее вокруг сквозь пальцы или через решетку? Но все же старался быть честным, насколько это возможно...