Ельцын в Аду
Шрифт:
– Да, мне у сталинской своры стоит антисемитизму поучиться. Но подозревать меня в теплых чувствах к евреям – глупость, до какой только этот идиот Дрекслер, которого я сверг, мог додуматься! Единственное, в чем я готов признаться даже без пыток, - это стремление к общемировому господству!
– Русские именно за это больше всего Вас ненавидят!
– Естественно. «Именно величие целей отпугивает мелких людей...»
– Майн фюрер, согласно разведданным, Сталин сам мечтает о том же, а другим таких амбиций не прощает. Что касается большинства...
– Довольно, Мюллер! Я готов говорить о советском генералиссимусе, выдающейся личности, но не о каком-то расплывчатом «большинстве». «Весь прогресс и вся культура человечества покоятся
Впрочем, к этой теме мы вернемся позднее. Для экономии времени и усилий, фрау Шредер, - обратился Адольф к своей секретарше, - запомните мой приказ — писать ведь не на чем. Загородную прогулку отменить: в выхлопную трубу подышу здесь – с тем же эффектом. Электричество в рейхсканцелярии пока не отключено, гнилая брюква, пулеметы, патефон, развалины, взрывчатка, кирки и лопаты есть. Зачем куда-то ехать? Так что дискотеку устроим тоже здесь. Далее: советских экспертов вызвать сюда – в мою резиденцию. В сталинскую зону нога моя не ступит: он со мной такое сотворит, что сам Дьявол ужаснется. А сейчас проведем внеочередное заседание правительства. Тема – награждение. Кандидат на присвоение ордена доставлен?
– Яволь, майн фюрер!
– Прекрасно! Господа, прошу за стол!
– Это еще зачем?
– удивился Ельцин.
– Нешто мертвецы едят?
Рядом появилась мрачная душа, на которой черная эсэсовская форма белела, будто слегка загрязненный снег на фоне кучи антрацита.
– Я - Отто Дитрих, пресс-секретарь рейха, дам Вам необходимое пояснение. На трапезах в нашей зоне гости получают не телесную пищу, а духовную – из речей вождя нации. Так, кстати, было и в эпоху Тысячелетнего рейха. Дело в том, что у фюрера «речевой эгоизм. Гитлер был неистощим в речах: говорение было стихией его существования. Он так любил коллективное застолье потому, что обожал превращать его в коллективные проповеди. Обеды у него длились по полтора часа, ужины – по два». Из-за стола гости вставали нередко полуголодными и всегда – одуревшими от речей хозяина.
Услышав такое от беса-пропагандиста, душа Ницше возликовала и оседлала любимого конька - философ начал насмешничать:
– Адольф всю жизнь страдал недержанием речи, но это – слабый детский энурез по сравнению со сверхобильным словесным поносом, который льется из него здесь. Буквально никому рта раскрыть не дает!
Рядом тут же очутилась душа в форме генерал-полковника вермахта.
– Позвольте представиться: Гейнц Гудериан. Фюрер имел несчастье Вас услышать, герр Ницше. И разгневался! Извольте посмотреть наглядную иллюстрацию к моему воспоминанию о схожем эпизоде – когда он злился на меня.
«С побагровевшими от злости щеками, подняв сжатые кулаки, стоял передо мной весь трясущийся от гнева и полностью потерявший самообладание человек. После каждого взрыва ярости Гитлер срывался с места, устремлялся по ковру туда и обратно, затем снова останавливался передо мною и швырял в меня новое обвинение. При этом он надрывался от крика, глаза вылазили из орбит, и на лбу у него вздувались вены. Он также имел обыкновение топать ногами и швыряться предметами». Однажды у ног генерал-фельдмаршала фон Бока он разбил два стула. Как-то раз он даже упал и начал грызть ковер, на что Геринг ехидно заметил: «Я знал, что фюрер-вегетарианец, но не подозревал, что в его набор блюд входят ковры».
Видно было, что Гитлеру плохо от собственных воплей, но орать он не прекращал, отчего был похож на мартовского кота. Отмучившись, фюрер сбавил обороты – на удивление быстро. Кроме Ельцина, это никого не удивило.
Министр вооружений рейха Альберт Шпеер:
«Многие из широко известных истерических сцен были хорошо продуманным спектаклем. Вообще Гитлер на удивление хорошо владел собой. В те времена он терял
«Гитлер никогда не утруждал своих слушателей тонкостями интеллектуальных или моральных рассуждений. Он брал факты, которые могли подтвердить его тезисы, достаточно грубо выдергивал их из контекста и лепил один к другому. Для людей, не отягощенных критическим умом, его монологи звучали очень убедительно и не допускали различных толкований смысла. Фюрер был блестящим актером и умел очень точно передавать мимику и интонацию самых различных типажей. Он в совершенстве владел голосом и свободно вносил в свою речь необходимые модуляции, которыми достигал требуемого эффекта».
– Я бы хотел кое-что добавить, - сказал Гудериан.
– «Выходец из бедной семьи, с неполным образованием, получивший недостаточное воспитание дома, грубый во всех отношениях, Гитлер предстал перед нами человеком из народа, лучше всего чувствующим себя среди знакомой компании из родных мест. Следует отметить, что поначалу ему не было неуютно в обществе людей из более культурной среды, особенно когда разговор касался живописи, музыки или чего-то подобного. Позже некоторые низкокультурные люди из его близкого окружения умышленно пробудили в нем сильную неприязнь к духовно богатым и имеющим благородное происхождение личностям, с которыми он до этого легко общался. Гитлера намеренно вовлекали в конфликт с высококультурными классами, чтобы устранить влияние на него с их стороны. Эти действия оказались успешными по двум причинам: во-первых, у Гитлера в глубине души оставалась обида за полные лишений и унижений детство и юность, а во-вторых, он считал себя великим революционером и боялся, что представители старых традиций могут помешать ему, а возможно, и вовсе отвратить от исполнения своего предназначения.
Вот ключ к психологии Гитлера. Из этого комплекса эмоций появилась и стала расти его неприязнь к князьям и другим титулованным особам, ученым, чиновникам и офицерам. Какое-то время, захватив власть, он изо всех сил старался вести себя так, как принято в высших кругах общества, включая международный уровень; но с началом войны он бросил эти попытки.
Он был умен и обладал отличной памятью, особенно в отношении исторических дат, технических цифр и данных по экономике. Гитлер читал все, что находил под рукой, восполняя таким образом пробелы в образовании. Он постоянно поражал людей способностью цитировать фразы, когда-то прочитанные им или услышанные на конференции. «Шесть недель тому назад Вы говорили совсем другое», - такой фразой любил ошарашивать собеседника человек, ставший канцлером и Верховным главнокомандующим. И было бесполезно спорить с ним по этому поводу - у него всегда имелась запись разговора, о котором идет речь, и в нее всегда можно было заглянуть.
У Гитлера был талант выражать свои идеи в простой форме и доносить их до сознания слушателей посредством постоянного повторения. Почти все его политические речи и призывы - хоть для тысячной толпы, хоть для маленькой группы людей - начинались словами: «Когда в 1919 году я решил стать политиком...», а заканчивались неизменной фразой: «Я не сдамся, я не подчинюсь!»
Гитлер был талантливым оратором и всегда производил должное впечатление как на массы, так и на образованных людей. Он отлично чувствовал, как менять манеру выступления в зависимости от аудитории. Стиль его речи зависел от того, обращался ли он к промышленникам или к солдатам, к преданным партийным товарищам или к скептикам, к гаулейтерам или к мелким функционерам.