Ельцын в Аду
Шрифт:
... Генеральный секретарь Союза советских писателей пользовался особым расположением Генерального секретаря ЦК ВКП(б). Сталину он нравился даже чисто по-человечески.
Фадеев: - Я был в качестве гостя на съезде партии Грузии в 1937 году и покритиковал потом в письме Сталину культ первого секретаря Берии. Тот это запомнил. Прошло время, Лаврентий стал наркомом внутренних дел. Аресты продолжались. Я был очень лояльным к режиму человеком, но иногда пытался вступиться за кого-то из тех, кого знал и любил.
Сталин тяжело
– «Все ваши писатели изображают из себя каких-то недотрог. Идет борьба, тяжелая борьба. Ты же сам прекрасно знаешь, государство и партия с огромными усилиями вылавливают всех тех, кто вредит строительству социализма, кто начинает сопротивляться. А Вы вместо того, чтобы помочь государству, начинаете разыгрывать какие-то фанаберии, писать жалобы и тому подобное».
... Тем не менее, когда однажды арестовали женщину, которую он хорошо знал, Фадеев поручился за нее. Прошло несколько недель, прежде чем ему ответили. Позвонили ему домой:
– Товарищ Фадеев?
– «Да».
– Письмо, которое Вы написали Лаврентию Павловичу, он лично прочитал и дело это проверил. Человек, за которого Вы лично ручались своим партийным билетом, получил по заслугам. Кроме того, Лаврентий Павлович просил меня – с вами говорит его помощник – передать вам, что он удивлен, что Вы как писатель интересуетесь делами, которые совершенно не входят в круг Ваших обязанностей как руководителя Союза писателей и как писателя.
Секретарь Берии повесил трубку, не дожидаясь ответа.
– «Мне дали по носу, - заключил Фадеев, - и крепко».
... Но совсем ссориться с писателем номер один Берия не хотел и однажды позвал Фадеева в гости на дачу. После ужина пошли играть в бильярд. Лаврентий заговорил о том, что в Союзе писателей существует гнездо крупных иностранных шпионов.
Гость поругался с Хозяином, стал возражать, что вообще нельзя так обращаться с мастерами пера, как с ними обращаются в НКВД, что требования доносов нравственно ломают людей.
Оберпалач зло обронил:
– «Я вижу, товарищ Фадеев, что Вы просто хотите помешать нашей работе.
Литгенсек отбрил его не менее жестко:
– «Довольно я видел этих дел. Таким образом всех писателей превратите во врагов народа».
Нарком госбезопасности разозлился. Фадеев улучил минуту и сбежал с дачи, пошел в сторону Минского шоссе. Внезапно он увидел автомобиль, отправленный ему вдогонку:
– «Я понял, что эта машина сейчас собьет меня, а потом Сталину скажут, что я был пьян».
Писательский вождь спрятался в кустах, дождался, когда преследователи исчезнут, потом долго шел пешком и сел в автобус...
– Это – неправильное поведение!
– резюмировал Сталин.
– «Слушайте, товарищ Фадеев, Вы должны нам помочь. Вы ничего не делаете, чтобы реально помочь государству в борьбе с врагами. Мы Вам присвоили громкое звание «генеральный секретарь Союза писателей СССР», а Вы не
– «А кто же эти шпионы?»
Сталин улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых некоторые люди падали в обморок и которые, как все знали, не предвещали ничего доброго.
– «Почему я должен Вам сообщать имена этих шпионов, когда Вы обязаны были их знать? Но если Вы уж такой слабый человек, товарищ Фадеев, то я Вам подскажу, в каком направлении надо искать и в чем Вы нам должны помочь. Во-первых, крупный шпион Ваш ближайший друг Павленко. Во-вторых, Вы прекрасно знаете, что международным шпионом является Илья Эренбург. И наконец, в-третьих, разве Вам не было известно, что Алексей Толстой английский шпион? Почему, я Вас спрашиваю, Вы об этом молчали? Почему Вы нам не дали ни одного сигнала?..»
Литературного генсека трясло...
– Я же подписывался на чекистских документах - буркнул он.
... Подпись Фадеева была обязательной при аресте любого литератора. Поэтому, когда он покончил с собой, все подумали: вот, больше не смог человек жить с осознанием своей страшной вины. Так верили, пока не опубликовали предсмертное письмо писательского главнокомандующего.
В нем выражалась досада, что новые правители невежественны, усиливают гонения на литературу и вот уже три года – с марта 1953 по май 1956-го - не принимают его. Фадеев сетовал, что его не ценили в меру его таланта и обременяли множеством мелких, ниже его достоинства, поручений. Правда, одна фраза из того письма била не в бровь, а в глаз: писателей «низвели до положения мальчишек, уничтожали, идеологически пугали и назвали это - «партийностью».
– Почему Вы считали меня крупным шпионом, товарищ Сталин?
– заблеяла одна испуганная душонка.
– Молчи, Петька! Сам знаешь, почему под расстрельной статьей всю жизнь ходил...
... Одним из самых признанных в СССР писателей являлся Петр Павленко. Четырежды Хозяин присуждал ему высшую литературную награду – Сталинскую премию 1-й степени. Счастливейший лауреат на самом деле был несчастнейшим человеком. В 1920 году он вступил в партию, был связан со многими репрессированными – и всю жизнь боялся своего прошлого, всю жизнь замаливал его...
После войны Павленко написал сценарии двух кинофильмов, которые Генсек официально объявил «шедеврами советского искусства»: «Клятва» и «Падение Берлина». Но в этих сценариях у Павленко был соавтор. «Клятва» - фильм о клятве Сталина над гробом Ленина. Рукопись этого опуса была изукрашена пометками... самого героя! И все пометки касались лишь его одного. Сталин правил образ Сталина!
Павленко пояснил:
– «Берия, передавший сценарий со сталинскими пометками, объяснил режиссеру Чиаурели: «Клятва» должна стать возвышенным фильмом, где Ленин – как евангельский Иоанн Предтеча, а Сталин – сам Мессия».