Эльдорадо. Золото и кокаин
Шрифт:
Он помолчал, оглядывая далекий холмистый горизонт.
— Луис получил указание купить тебе место на «Эсмеральде». Теперь все зависит от нас и наших коней — мы должны успеть добраться до Кадиса до ее отплытия.
— Так вы уже все устроили? — спросил я, чувствуя, как во мне опять закипает гнев.
— Я не знаю, удалось ли Луису договориться с капитаном каравеллы. Отец отправил почтового голубя только два дня назад, когда стало известно, что ты попал в беду.
— Да, кстати, — спохватился я, — ты упоминал о каком-то таинственном
— Он или она — этого я не знаю, — ответил брат. — Нуньес (так звали нашего старого управляющего) услышал, как кто-то стучит во входную дверь, но, пока он доковылял до крыльца, там уже никого не было. Лежало только свернутое в трубку письмо.
— И что же там было написано?
— Что тебя по ложному навету арестовал в Саламанке сам Эль Тенебреро. Что тебе грозит костер, и единственная возможность тебя спасти — это подкупить начальника охраны тюрьмы, пока тебя не перевели в Вальядолид.
— Так ты еще и начальника охраны подкупил?
Педро покачал головой.
— Нет, я решил, что надежнее будет с ним не связываться. Сначала договорился с доном Матео, а потом заплатил часовым, чтобы не совали нос не в свое дело.
В эту минуту мы въехали на вершину невысокого холма. Отсюда открывался прекрасный вид на залитые солнцем луга, тянувшиеся к востоку, и на охристо-желтое плато Эстремадуры, лежавшее между нами и благословенной Андалусией.
Педро обернулся и из-под ладони посмотрел на оставленную нами холмистую местность.
— Погони за нами нет. Надеюсь, инквизиторы поверили в сказку дона Матео и не будут разыскивать тебя по всему королевству.
— Да, это было бы неплохо. Если только какой-нибудь очередной невидимка не шепнет им, что я жив и здоров...
— Невидимка? По-моему, тот, кто подкинул нам письмо, пытался тебе помочь.
— Видишь ли, братец, — вздохнул я, — у меня есть не только таинственные друзья, но и не менее загадочные враги...
И я рассказал Педро обо всех событиях последних дней, начиная с нападения наемных убийц на мельнице старого Хорхе.
— Да, Яго, — протянул он, когда я закончил рассказ, — похоже, ты действительно крупно кому-то насолил...
— Не кому-то, а молодому графу де ла Торре, — я сплюнул прямо на сиреневый цветок чертополоха, — который положил глаз на мою Лауру.
— Ты это знаешь наверняка? У тебя есть доказательства?
— Прямых нет, но масса косвенных улик свидетельствуют против него...
— Только избавь меня от своих крючкотворских замашек! — рассвирепел Педро. — Я не собираюсь вызывать этого надутого павлина в суд. Если ты уверен, что донос на тебя действительно написал он, то я просто встречу его в темном переулке и насажу на шпагу. Но если у тебя нет ничего, кроме «косвенных улик», — прости, Яго, но я не стану брать грех на душу.
Я был вынужден согласиться с тем, что по крайней мере в этом мой брат прав.
— И все равно, мне трудно избавиться от ощущения, что я попал в какую-то
— Не преувеличивай, — махнул рукой Педро. — Письмо могла написать твоя девушка, эта самая Лаура. А подбросить мог кто-нибудь из ее слуг...
— Почерк был женский? — спросил я.
— Не разберешь. Буквы специально были выписаны очень вычурно, так, знаешь, чтобы вообще невозможно было определить, чья рука их выводила. Но доставил письмо мужчина.
— Откуда ты это знаешь?
— Крестьяне, возвращавшиеся из лесу, видели всадника, скакавшего по дороге на Компостелью. Лица они в сумерках не разглядели, но то, что это был мужчина, совершенно точно.
Это показалось мне очень странным — ведь у Лауры, насколько я знал, не было доверенных слуг-мужчин. Да и старая жадная дуэнья Антонилла не стала бы подыскивать для своей подопечной курьера, который мог бы доставить письмо в наш дом, расположенный довольно далеко от Саламанки.
— Так или иначе, — заключил Педро, — вдалеке от Испании ты окажешься в безопасности — хотя бы потому, что тебя потеряют из виду и святые отцы, и все эти загадочные невидимки...
Он внезапно замолчал — мне показалось, что в голову ему пришла какая-то неожиданная и не слишком приятная мысль.
— Погоди-ка, — медленно проговорил он, — так, значит, инквизиторы обвинили тебя в том, что ты пользовался больса де ман динга?
— Они еще называли это «амулетом дьявола». Хотя по мне ничего дьявольского в этой штуке не было. Обычная фигурка дельфина, сделанная, кажется, из серебра...
Педро помрачнел еще больше.
— А эта фигурка... этот амулет... он что, висел на цепочке? — спросил он через минуту.
— Нет, он лежал в кожаном мешочке, в каких носят ладанки, — ответил я. — Брат Алонсо еще сказал, что негры делают мешочки для этих амулетов из кожи, которую сдирают с грудей своих мертвых женщин.
Некоторое время мы ехали молча.
— Это правда, — сказал наконец мой брат. — Я видел такой мешочек своими глазами. И похоже, насчет амулета тоже не совсем выдумки. Мне доводилось встречаться с такими колдовскими вещицами в Италии... одной из них владел мой командир, гран-капитан Гонсало Фернандес. Солдаты болтали, что он продал дьяволу душу в обмен на талисман, дававший ему нечеловеческую храбрость в бою.
— По-моему, это басни, — сказал я. — В Кастилии хватает храбрецов, которые не нуждаются ни в каких талисманах.
— Ты прав, Яго. Но нельзя отрицать, что гран-капитан был невероятным храбрецом. Он словно летел вперед на крыльях богини Победы, клянусь всеми святыми! И, знаешь, все солдаты и офицеры нашего отряда, если в бой вел их Гонсало Фернандес, глядя на него, волей-неволей становились прямо-таки неудержимыми львами.
— И какой же талисман был у твоего командира? — полюбопытствовал я. — Неужто лев?