Электрический остров

Асанов Николай Александрович

И все же — нет и нет! Он знал, что Орленов не пойдет на подкуп. Если молодой ученый уверовал в то, что трактор необходимо переделать, он будет до­биваться своего. А тогда… Тогда все средства хо­роши!

Эта простая мысль придала наконец бодрости Улыбышеву. Он прошел в ванную и стал под душ. Вода пела в кранах, била и мяла твердое тело. Борис Михайлович фыркал, хлопал себя по бедрам и по пле­чам до тех пор, пока ему не захотелось петь. Издав несколько звучных рулад, он закрыл душ и пошел одеваться.

Все волнения улеглись, сердце снова молодо, тело бодро, дух тверд. Улыбышев приятно улыбнулся свое­му отражению

в зеркале и стал выбирать галстук. Сегодня можно взять более яркий, в конце концов он идет на свидание, хотя оно и не назначено. И не забыть цветы. Современным женщинам так редко дарят цветы, что этот жест действует на их воображение ошеломляюще.

Приятные мысли на некоторое время заслонили все. Но под потоком этих мыслей бурлил другой по­ток, как бывает в море: думалось о том, что соби­рается сделать он нечто плохое. Иногда сумрачные волны второго потока как бы выпрыгивали на по­верхность, подобно протуберанцам, и тогда приходилось насильно подавлять их. Такая борьба неприятна даже для сильных душ, а Улыбышев никогда не осмелился бы утверждать, что у него сильная душа. Можно представить, какого напряжения стоила ему внутренняя борьба.

Временами он даже начинал думать, что напрасно продолжает борьбу. Уж давно он нашел для себя от­вет на вопрос, что такое наука. Решение пришло еще в то время, когда он только подступал к науке. Про­фессора в институте получали большое жалованье и были уважаемыми людьми. Они заседали в комитетах, писали книги, имели приличные квартиры, на­рядно одетых жен и детей. Работа их, на посторон­ний взгляд, не требовала того напряжения духа и тела, какое прилагали, скажем, инженеры, директора предприятий. А ведь и те и другие вышли из одних учебных заведений. Только одна часть их, как думал Улыбышев, заранее наметила себе более легкий путь в жизни и стремилась к нему неуклонно, не пренебре­гая заискиванием, лестью, почтительным ученичест­вом, а другая, состоящая из менее способных или менее умных, что, собственно, одно и то же, уходила на производство и прозябала там, занятая грубой работой, подвергаясь вечной опасности «не спра­виться с делом», утопая в мелочах, в текучке, в обыденщине. Он не хотел принадлежать ко второй категории и пошел в науку.

В избранной им науке тоже было два пути: про­мышленная энергетика и электрификация сельского хозяйства. И здесь он сделал правильный выбор: в промышленности господствовали инженеры, они за­давали тон в поисках возможных усовершенствова­ний. В сельском же хозяйстве энергетиков было так мало, что каждый мог стать хозяином и авторитетом в целой области. И вот Улыбышев действительно сделался таким авторитетом!

Он внимательно следил за работами своих бывших товарищей и умел отличать главное от незначитель­ного. Так, еще перед войной он понял, что огромное будущее в сельском хозяйстве — за электрификацией пахоты. Несколько лет Улыбышев возился с лебедоч­ным плугом, пока не убедился, что плуги не оправ­дают возлагаемых надежд.

После войны он узнал, что многими умами овла­дела идея создания электрического трактора. К этому времени Борис Михайлович был уже директором фи­лиала научно-исследовательского института. Если раньше он был склонен расценивать свое назначение в филиал как скрытую «ссылку в провинцию», то те­перь он благословил это назначение. К его услугам оказались мастерские, люди, поля, то есть

все то, что нужно экспериментатору. А кроме того, — и это Улы­бышев ставил себе в исключительную заслугу, — он сообразил, что в создании электротрактора можно за­интересовать руководящие организации области!

Итак — он сказал «а»! Теперь надо продолжать. Нельзя допустить, чтобы с таким трудом построенное здание будущего благополучия и славы развалилось оттого, что какой-то Орленов вдруг вздумал подкапы­ваться под один из углов!

А ведь он признавал, что Орленов прав. И тем не менее, только что отдав дань правоте Орленова, он пойдет к нему в дом с ясно выраженным желанием разрушить этот домашний очаг. И будет стремиться к тому, чтобы разрушение было как можно более ощутительным. Он готов заложить в этот очаг столько взрывчатки, чтобы дом обрушился и похоронил под собой Орленова. И после этого еще говорят, что об­стоятельства не могут управлять людьми!

Улыбышев зашел в оранжерею, затем направился к дому Орленовых с букетом роз. Он силился улы­баться, что ему удавалось плохо. Ветер метался у него в ногах, как веселый щенок, солнце играло в волнах реки, но, к сожалению, он уже не мог радо­ваться природе. А как ему хотелось возвратить обрат­но всю ту душевную бодрость, с какой он когда-то ходил на первые свои свиданья, когда их требовало сердце, а не обстоятельства! Увы, чувства, может быть, еще и остались в его душе, но теперь ими управ­лял мозг и управлял довольно дурно. Это Улыбышев мог сказать себе вполне откровенно!

Улыбышев проверил рукой, как сидит шляпа, как держится узел ярко-красного галстука, мельком взгля­нул на начищенные ботинки и ровно отутюженную складку серых брюк и нашел, что все выглядит при­лично. На душе у него немного полегчало, и он уже свободно пригласил на лицо широкую улыбку, кото­рая должна была скрыть все тревоги и опасения. Ему не хотелось ни цитат, ни пышных сравнений, но — будь они прокляты! — они жили в нем, как старые квартиранты, от которых не избавишься ни по суду, ни по уговору.

Взглянув на террасу из сада, Улыбышев увидел: Нина Сергеевна не одна, — что даже лучше для на­чала. Букет сделает свое дело, завтра слух о нем пройдет по всем лабораториям. Он вгляделся внима­тельнее и узнал во второй женщине Велигину. Ну что ж, это лучше, чем Чередниченко. Пусть Велигина и будет тем указующим перстом, которым сплетня ткнет в соединенные имена Улыбышева, Нины и ее мужа. Он впервые в своих мыслях назвал Орленову просто по имени, и это как бы подтолкнуло ее к нему. Во всяком случае, так показалось Улыбышеву.

Нина стояла у стола, обратив лицо к гостю, и Бо­рис Михайлович не мог не отметить, что она выгля­дела так, будто была сконструирована по его собст­венным желаниям и чертежам. Да, она просто чер­товски хороша.

2

Велигина бросила быстрый взгляд сначала на бу­кет, потом на Нину. Нина тоже смотрела на букет, глаза её восхищенно блестели, на щеках появился румянец смущения. Вера злорадно усмехнулась про себя.

Как просто покорить женщину! Вот Нина и попа­лась! Ей уже трудно скрывать чувства. Они слишком противоречивы, чтобы можно было спрятать их под маской равнодушия. «Ей нравится букет, но она боится меня. Следовательно, ей нравится и Улыбы­шев!»