Элемент Водоворота
Шрифт:
– Тогда что?
– Не знаю. Может быть, старые счеты, – Джирайя встал и прошелся от стены к стене. – Может быть, он не хочет отдавать другим почетное звание самого отъявленного негодяя. Ты же знаешь Орочимару.
Цунадэ тяжело вздохнула.
– Похоже, у тебя просто руки чешутся отправиться в разведку, – в тоне Хокагэ прозвучали металлические нотки.
– Скажем, я чувствую себя более полезным там, чем здесь, – неопределенно проговорил Отшельник.
– Как всегда, – кивнула Цунадэ. – И как всегда ошибаешься, – она резко крутанулась в кресле и посмотрела прямо в удивленно распахнутые глаза товарища. – Ты нужен здесь, а через пару недель будешь нужен
– Какаши справится без меня, – попытался поспорить саннин.
– Лишняя страховка никогда не помешает. Ты нужен, и ты останешься в Конохе, – закончила она, нарочито наивно похлопав ресницами.
– Вот это новость, – Джирайя нахмурился и скрестил руки на груди, готовясь к очередному скандалу.
– Можешь не утруждаться аргументацией своей позиции, – Цунадэ отвернулась к стене. – Ты шиноби деревни Скрытого Листа. А я Хокагэ, твоими стараниями, кстати. И это мой приказ. Так что, будь любезен, исполняй.
Джирайя помолчал некоторое время, затем ухмыльнулся, пожал плечами и направился к двери.
– Что, и ойнинов на меня натравишь?
– Если потребуется, – не поднимая головы, ответила Цунадэ.
– Я всегда знал, что ты склонна к доминирующей роли. В моих юношеских фантазиях ты была затянутой в кожу, на высоких каблуках и с хлыстом, – мечтательно протянул Отшельник.
– Наруто прав. Ты извращенец, каких поискать, – вздохнула Хокагэ.
– И тебе это нравится, – хохотнул Джирайя и исчез за дверью.
Цунадэ покачала головой и, еще раз повернувшись в кресле, склонилась над бумагами.
– Ты ведь знаешь, что достаточно было просто попросить? – в приоткрытую дверь просунулась голова саннина. – Я бы не смог тебе отказать.
– Знаю, – она едва заметно улыбнулась, – но тогда я бы не узнала про твои юношеские фантазии.
– И это меня еще называют извращенцем! – удрученно воскликнул он и скрылся.
Дверь холостяцкой квартирки Какаши открылась со скрипом, явив взгляду хозяина наполненную застоявшимся пыльным воздухом комнату и небольшой коридор, ведущий мимо двери в ванную на кухню. Квартира, которую он привык считать своим домом, еще никогда не казалась ему такой убогой, сиротской и заброшенной. Даже стоически переносивший забывчивость и перманентное отсутствие хозяина, привыкший к спартанскому образу жизни кактус, одиноко стоявший на окне, не оживлял пространство. Узкая полуторная кровать, старый полупустой шкаф, покрытый пылью подоконник, пустой холодильник и остатки кофе в жестяной банке – все это просто кричало о беспробудном одиночестве хозяина квартиры. Какаши уселся на кровати, разглядывая собственную тень на полу.
Одиночество никогда не тяготило его. Наоборот, зачастую он делал все возможное, чтобы сохранить его, преднамеренно не подпуская к себе людей, не разрешая им подойти слишком близко, заглянуть слишком глубоко. И вот теперь от обступившего со всех сторон, концентрированного одиночества ему было нечем дышать. Он быстро распахнул окно и высунулся наружу. Словно нарочно на другой стороне улицы он заметил Асуму и Куренай. Они шли бок о бок, как будто случайно соприкасаясь руками, и беседовали. Сарутоби время от времени бросал настороженный взгляд на профиль спутницы, словно проверяя, не тяготится ли она его обществом, а Куренай трогательно краснела под его взглядом, потупив глаза. Свернув за угол, Асума воровато оглянулся по сторонам, прежде чем сделать стремительный шаг вперед и заключить возлюбленную в стальные объятия.
Какаши вздохнул и нырнул обратно в комнату, снял лишнюю одежду, оставшись в безрукавке и форменных
Макото осторожно повернула ключ в замочной скважине и, стараясь не разбудить, вероятно, уже спящего учителя, прокралась в комнату, скинув на кровать тяжелый дорожный рюкзак. К ее удивлению, кровать Харуки была пуста. Секундное беспокойство уступило место интересу, когда девушка заметила полоску света, пробивавшуюся из-под приоткрытой двери их небольшой кухни.
Она нашла учителя сидящим за столом и быстро пишущим что-то в свитке. Рядом остывала кружка с черным кофе и лежала так хорошо знакомая Макото губная гармошка, появление которой в тонких пальцах Харуки неизменно было свидетельством глубокой задумчивости, тревоги или беспокойства. Льдистые глаза сосредоточенно пробежали по строчкам только что написанного документа, после чего были подняты на нее в ожидании.
– Как все прошло? – голос Харуки был слегка хриплым и немного усталым.
– Хорошо, – Мако налила себе чаю и примостилась на стуле напротив учителя. – Там были еще команды Асумы-сана и Куренай-сан. Все ребята очень веселые и доброжелательные.
– Ага, – задумчиво произнес джонин, бессознательно снова протянув бледную руку к губной гармошке.
– Жалко, что вы с Какаши-сенсеем отказались идти, – девушка неотрывно следила за тонкими пальцами Харуки, терзавшими несчастный предмет.
– Мне нужно было отправить отчет Мидзукагэ-сама и дать пару поручений Чоджуро, – в голосе промелькнули оправдательные нотки, вот только Макото почему-то показалось, что оправдывается учитель скорее перед собой, нежели перед ней.
– Я думаю, что вы неплохо ладите с Какаши-сенсеем, вы могли бы стать хорошими друзьями, я не права? – девушка с опаской подняла глаза, услышав предательский хруст нервно сжавших гармонику пальцев.
– Могли бы. Вот только мы сюда не знакомства заводить приехали, верно? – стараясь скрыть раздражение в голосе, ответил джонин, отчего Мако предпочла сменить тему.
– Скажи, Харука, этот Орочимару говорил про Акацки, – задумчиво произнесла она. – Не может так быть, что они как-то связаны с...
– И уж точно не слушать рассказы змеиных саннинов-извращенцев про преступные организации, – привычная скептическая улыбка тронула тонкие губы. – Поэтому почему бы тебе не пойти отдохнуть перед завтрашней тренировкой?
– А ты? – взволнованно произнесла Макото.
– А мне еще нужно отослать письма.
Холодные пальцы сложили печати Техники Призыва, и на кухне появился белоснежный песец, к красному ошейнику которого были незамедлительно прикреплены зашифрованные свитки. Слегка потрепав шелковистую шубку, Харука шепнул пару слов ему на ухо, и тот исчез в облачке дыма, оставив хозяина в глубокой задумчивости, вновь теребящим в левой руке губную гармошку и выводящим на листе бумаги пресловутые, до боли въевшиеся в память узоры из облаков.