Элемента.L
Шрифт:
– Сара, ты слышишь меня?
– произнес доктор своим елейным голосом, - Ну, здравствуй, Сара! Признаюсь, заставила ты меня побегать, заставила!
Впрочем, это было и все, что они услышали внятно. А потом доктор стал говорить все тише и тише, и из его вкрадчивого шепота были понятны только отдельные слова. Стекло, ожерелье, молодость - все те слова, выводы из которых бабка сделала сама, и то, до чего она додумалась, Дэн уже слышал буквально несколькими часами раньше.
Они уныло побрели к выходу. Арсений ожидал большего, поэтому расстроился,
– Второе сентября одна тысяча девятьсот девяносто девятого года, - сказал Шейн. Голос его словно шел из рупора у них над головами, и надпись "1999 год. Дом престарелых" тут же сменилась на "2 сентября".
– Чудесный теплый солнечный день.
Сидевшая до этого за столом Волошинская как была в очках и белом халате подошла к окну.
– Сегодня Семен наконец начал перекрашивать забор.
И по незаметному до этого среди зеленой листвы деревьев забору под безжалостной кистью новоявленного маляра стали появляться мазки ядовитого сиреневого цвета.
– Согласно последним полученным распоряжениям, обстановка в Доме-интернате должна радовать глаз, быть яркой, нарядной, позитивной. И, выполняя инструкции, вы всегда старались привлекать к этому самих постояльцев. Потому что трудотерапия – это средство повышения общего жизненного тонуса пожилого человека.
И рядом с безжалостно портившим забор Семеном тут же появилось два сгорбленных деда с кисточками в руках.
– Я понял, - сказал Арсений, снова выходя в коридор и перекрывая голос продолжавшего вещать голосом Левитана Шейна на весь бабкин слабенький мозг, - Она уснула.
– И он меняет сейчас ее воспоминания, - подтвердил Дэн, - Хотя его не должно было быть сегодня в больнице. То есть его вообще здесь не должно было быть. Он говорил, что никогда не приходит, если реально его в больнице нет.
И Дэн еще больше расстроился.
– Да не парься, ты, Дэн!
– как мог, успокаивал его Арсений, когда они реинспирировались в комнате Дэна, - Главное, мы успели зайти туда раньше него. И знаешь, вот еще что.
И он достал из кармана скомканный красный фантик.
– Может там даже остались частички того лекарства, которым он ее напичкал.
– Сеня, ты просто гения!
– кинулся к нему с объятиями Дэн, - Но когда ты успел? И как на счет техники безопасности?
Чтобы вытащить из мусорной корзины фантик Арсению требовалось выйти в это воспоминание, а это как минимум было опасно, и Дэн это отчетливо понимал.
– Слушай, давай как-нибудь без этих нежностей, - аккуратно отстранился от него Арсений, проигнорировав вопрос безопасности, - Я понимаю, раньше у тебя девушки не было… Не, но на кладбище!
– и он укоризненно покачал головой, вспомнив нечаянно увиденную сцену. - Ты меня
– Семен, ты не опаздываешь случайно в филармонию?
– выразительно посмотрел на него Дэн.
– Выпроваживаешь, значит? Вот значит, как? Чуть против шерсти и все, не нужен больше Семен?
– шутливо запричитал Арсений.
– Кстати, этот Анатолий Платонович, уж не тот ли доктор, что бабку «Рожью» залечил чуть не до смерти?
– сменил тему Дэн.
– Так погоди, еще залечит. Это ж тот Дом Престарелых в котором она раньше была? Сюда, ты говорил, ее уже давно молчавшую привезли?
– И Волошинская эта совсем не Волошинская, - задумчиво сказал Дэн, - ты где-нибудь фамилию ее в документах видел?
– А как он ее назвал? Раиса?
– Раиса Михайловна вроде, - подтвердил Дэн.
– Значит, эР эМ. Гулевич! Да, Гулевич или Гуревич, директор Дома-интерната для инвалидов и пожилых людей какого-тот района. А вот название района не помню.
– сказал Арсений.
– Пожарского, кажется, - вспомнил Дэн, - пойду как я погуглю, наверно, да отцу фантик этот отдам.
– Да, и мне пора, - согласился с ним Арсении, - Филармония, все дела! Ну, давай!
Он подмигнул, махнул рукой и исчез.
Гуневич Раиса Михайловна была директором Дома-интерната с 1982 по 2003 год, а потом была поспешно выпровожена на пенсию после серии смертей его постоялиц. Сам дом-интернат тоже несколькими годами позже сгорел и так и не был больше восстановлен. Дальнейшая судьба Гуневич была Гуглу неизвестна.
Все это Дэн узнал, пока ждал отца, который обещал быть минут через двадцать, но задерживался.
Дом был пуст. Он в одиночестве устроился в гостиной, тыкая в планшет.
– Фу!
– сказал отец, падая рядом с Дэном на мягкий диван прямо из воздуха. И тут же из его кармана раздался телефонный звонок.
– Нет, это когда-нибудь закончиться?
– возмутился он, доставая телефон и недоверчиво разглядывая номер входящего звонка, - А, это из банка. Ну, перезвонят! Что там у тебя? Привет!
Он упрятал трубку назад в карман и приготовился внимательно слушать сына.
– Привет! У меня вот здесь остатки какого-то вещества. Не знаю, получиться ли его определить, - сразу перешел прямо к делу Дэн и протянул отцу красную бумажку.
– Понял. А пакетика никакого не нашлось?
– отец огляделся по сторонам, и не найдя ничего подходящего, встал и пошел в сторону кухни.
– Намекни хоть что искать, - сказал он, возвращаясь с яблоком в зубах.
– Не знаю, но тебе должно понравиться, - сказал Дэн, - Этим Шейн раньше потчевал своих пациенток.
Глаза отца поползли на лоб, но он ничего не сказал, потому что усердно пережевывал яблоко.
– Может и сейчас потчует, не знаю. Я прямо с полей, - добавил Дэн, - одна тысяча девятьсот девяносто девятый год.